171

не преступал порог Озириса, не пройдя через смерть). Нового адепта провожали в 
низкий склеп, в углу которого стоял открытый мраморный саркофаг. «Ложись в эту 
гробницу и ожидай появление света. В эту ночь ты должен побороть Страх и 
достигнуть порога Самообладания», — с этими словами посвященные удалялись. Э. 
Шуре ярко живописует сцены этого финального испытания. Погасает лампа, и адепт 
остается один во мраке и леденящем члены холоде могилы. Земное сознание 
цепенеет, а эфирная часть освобождается. Адепт впадает в экстаз. Видения 
проносятся в его сознании, он видит цветок Изиды, мистическую Розу мудрости, 
заключающую в сердце своем бессмертную Любовь. Возникает образ женщины, Изиды 
тайного святилища. Она, держа в руках свиток папируса, склоняется над лежащим в 
саркофаге и говорит ему: «Я — твоя невидимая сестра, я — твоя божественная душа,
 а это — книга твоей жизни. Она заключает страницы, хранящие повесть твоих 
прошлых существований, и белые страницы твоих будущих жизней. Придет день, 
когда я разверну их все перед тобою. Теперь ты узнал меня. Позови меня, я 
приду!»
   Затем страшное потрясение — адепт чувствует себя сброшенным в свое 
физическое тело. В тяжелом состоянии он пробуждается от летаргического сна. «Ты 
воскрес к новой жизни», — говорит ему иерофант и приглашает на собрание 
посвященных. Отныне он их брат. Глава храма передает новому адепту великое 
откровение в образах видения Гермеса. Иерофант — жрец высшей лиги — сообщает 
новому посвященному два главных ключа тайной науки.
• «Внешнее подобно внутреннему, малое таково же, как и большое, закон один для 
всего. Нет ничего малого и нет ничего великого в божественной экономии».
• «Люди — смертные боги, а боги — бессмертные люди». Отныне знание будет твоей 
силою, вера — твоим мечом, а молчание — твоими непроницаемыми доспехами».
   Посвящение окончено. Если адепт был египтянином, он оставался жрецом храма. 
Чужеземец мог вернуться на родину, дав обед хранить молчание. «Он не должен был 
выдавать никогда и никому то, что видел и слышал, не раскрывать учения Озириса 
иначе, как под тройным покровом мистерий или мифологических символов. Если он 
нарушал клятву, роковая смерть настигала его рано или поздно, где бы он ни был, 
тогда как ненарушенное молчание становилось шитом его славы»5.
  Литературные источники создают представление об обряде посвящения, но всегда 
останется загадкой, насколько они точны и правдоподобны. Тексты весьма 
символичны, в них нет указаний на операции и рецептурные действия, но много 
аллегорий и иносказаний. Видимо, только в подобной форме они и могут быть 
изложены.
   В главе, посвященной Орфею, Э. Шуре приводит вдохновенные слова Орфея, 
описывающие чувства молодого миста при посвящении. «Погрузись в собственную 
глубину, прежде чем подниматься к началу всех вещей, к великой Триаде, которая 
пылает в непорочном эфире. Сожги свою плоть огнем твоей мысли; отделись от 
матери, как отделяется пламя от дерева, когда сжигает его. Тогда твой дух 
устремится в чистый эфир пред-
172

вечных причин, подобно орлу, как стрела, летящая к трону Юпитера. Юпитер 
одновременно и Супруг, и Божественная супруга. Вот первая тайна. <...> А теперь 
приготовься ко второму посвящению. Трепещи, плачь, радуйся, обожай! Ибо дух 
твой должен проникнуть в пьшающую область, в которой великий Демиург смешивает 
души и миры в чаше жизни. Утоляя свою жажду в этой опьяняющей чаше, все 
существа забывают свое небесное происхождение и опускаются в страдальческую 
бездну рождений». Рассказанная Мистерия о смерти Дионисия, растерзанного на 
куски, закат» чивалась аналогиями. «Страдающие люди — это его растерзанные 
члены, которые ищут друг друга, терзаясь в ненависти и преступлениях, в 
бедствиях и в любви, на протяжении многих тысяч существований». Посвящение 
имело и часть, возвеличивающую самих посвященных. «Но мы, посвященные, знающие 
то, что наверху, и то, что внизу, мы — спасители душ, мы— Гермесы человечества, 
подобно магниту мы притягиваем их себе, сами притягиваемые Богами. Таким 
образом, мощью небесных чар мы воссоздаем живое тело божества. Мы заставляем 
небо проливать слезы и землю издавать ликование; подобно драгоценным камням, мы 
несем в сердце своем слезы всех живых существ; чтобы преобразить их в улыбки, 
Бог умирает в нас, в нас же Он воскресает»6.
  Идея целостности и тоска по цельности живет в этом призыве. Она отражается 
отдаленным эхом в современном методологическом мышлении в виде запрета на 
бездушный фрагментарный анализ, изолирующий подход, абстрактность, возведенную 
в абсолют, на отрыв части от целого, абсолютизацию деталей и частностей. На 
память приходят знаменитые слова предостережения И. Гете:
«Живой предмет желая изучить,
               чтоб ясное о нем познанье получить, ученый прежде душу изгоняет,
               затем предмет на части расчленяет и видит их, да жаль: духовная 
их связь
тем временем исчезла, унеслась».
  Согласно же герметической традиции посвященный мог рассчитывать на то, что 
все увидит очами духа. Необходим великий труд или же тяжкие страдания, чтобы 
открылся внутренний взор. А до тех пор необходимо сохранять целомудрие жизни и 
белизну души, ибо божественный огонь ужасает слабых и убивает нечестивых. 
Считалось, что посвященный мог привлечь смерть или отдалить ее по своему 
произволу; он в состоянии образовать магическую цепь событий, соединенных силой 
воли; от него очень многое зависит.