парадоксальная ситуация. С одной стороны, многие паранаучные теории допускали в 
свои сферы основополагающие идеи и принципы естествознания и демонстрировали 
свойственную науке четкость, системность и строгость. С другой — нарушение 
принятых и устоявшихся стандартов в науке стало расцениваться как непременное 
условие и показатель динамики научного знания. Отклонение от строгих норм и 
предписаний научной рациональности становилось все более и более допустимым и 
приемлемым. Познание перестало отождествляться только с наукой, а знание — 
только с результатом сугубо научной деятельности. Ограничение идеи 
гносеологической исключительности науки вряд ли могло быть воспринято ученым 
миром с особым воодушевлением. Однако оно уравновешивалось многообразными 
возможностями расширения сферы научного интереса. В объектное поле научных 
изысканий стали попадать явления исключительные, наука обернулась к формам 
познавательной деятельности, которые ранее квалифицировались как «пограничные», 
не признанные в сферах официальной науки. Астрология, парапсихология и целый 
комплекс так называемых народных наук стали привлекать к себе внимание не с 
точки зрения их негативной оценки, что весьма баналь-
155

но, а с позиции их нетрадиционных подходов, методов, познавательных ориентации. 
Да и внутри самой науки все явственнее стали обнаруживаться «девиантные» линии, 
т.е. отклоняющиеся от общепринятых норм и стандартов научного исследования. 
Возник даже новый термин; кроме широко употребляемых «паранаука» и «вненаучное 
знание», стало использоваться понятие «анормальное» знание. Оно указывало на 
факт наличия знания, которое не соответствовало принятой парадигме. Анормальное 
знание всегда отторгалось. Однако факты из истории науки свидетельствуют о 
беспочвенности скоропалительного отторжения «сумасшедших идей и гипотез». 
Например, идеи Н. Бора о принципе дополнительности считали «дикими и 
фантастичными», высказываясь о них так: «Если этот абсурд, который только что 
опубликовал Бор, верен, то можно вообще бросать карьеру физика, <...> выбросить 
всю физику на свалку и самим отправляться туда же»1. Процесс возникновения 
термодинамики сопровождался фразами типа: «Бред под видом науки». Такая 
защитная реакция классической науки по-своему понятна, это своего рода иммунный 
барьер, который необходим для выживаемости любого организма. И каждая вновь 
возникшая идея проходит тщательную и строгую проверку на приживаемость.
  Аналогом такого «анормального» знания может считаться и научный романтизм 
Гете, размышлявшего о протофеномене, этаком зримо явленном законе. Расшатать 
рамки строгой научной рациональности помогли и интуитивизм А. Пуанкаре, и 
теория неявного, личностного знания М. Полани, и методологический анархизм П. 
Фейерабенда. Постепенно отношение к девиантным формам познавательной 
деятельности несколько Изменилось, они стали уживаться в ряду научных концепций,
 так как из их анализа методологи надеялись извлечь серьезные положительные 
результаты— некое методологическое приращение к традиционализму.
   Вместе с тем сама ситуация такой уживчивости, которая могла быть 
охарактеризована словами формулы терпимости: «Оставьте расти все вместе, и то и 
другое до жатвы» — привела к релятивности научного познания. Расширение сферы 
методологических интересов послужило обоснованию равноправного 
гносеологического статуса таких ранее контрадикторных противоположностей, как 
астрономия и астрология, традиционная и нетрадиционная медицина. И если 
согласно установкам XIX в. астрология считалась недостойной внимания лженаукой, 
то в XX в. критика подобных наукообразований осуществлялась более корректно. 
Так, Карл Поппер считал, что астрологию нельзя квалифицировать как науку, 
потому что она не ориентируется на принцип фальсификации: астрология излишне 
подчеркивает положительные свидетельства и игнорирует контрпримеры". Испокон 
веков астрология придерживается определенных по-стулативных положений, что, 
впрочем, не так уж чуждо и науке.
  Отсутствие фальсифицируемое™ в астрологии, как то утверждает Поппер, 
опровергает Эдвард Джеймс. Он считает, что в ходе исторического развития 
содержание астрологии не оставалось неизменным и достаточно видное место 
занимала процедура фальсификации. Громкие сенсации
156

по поводу несбывшихся гороскопов — что это если не своеобразное действие 
принципа фальсификации? Известная сентенция «Звезды не лгут» может быть 
истолкована как методологическое требование опытной проверки астрологических 
построений, в том числе и как процедура фальсификации. Тогда понятно, что 
ошибаются астрологи, а звезды не лгут.
   В другом, признающем астрологию, подходе выдвигались принятые с точки зрения 
традиционалистики аргументы, исходя из которых появление астрологии было 
связано с потребностями общественной практики и материальными интересами: 
успешное проведение охоты, занятие земледелием и скотоводством. Все это 
безусловно подчинялось ритмам звездного неба. Ритмы звездных взаимодействий, их 
влияние на процессы на земле были общим импульсом развития как астрологии, так 
и астрономии. Астрология совершенствовала и свой математический аппарат, 
уточняла технику исчислений. А когда потребовалось освоить технику гороскопа, 
астрологи стали применять точнейшие тригонометрические вычисления. (Заметим, 
что в Риме астрологов называли математиками.)
   Самое последнее обновление или подтверждение научного статуса астрологии 
связано с интересной концепцией Л. Гумилева, связывающей ритмы человеческой 
истории с ритмами космической активности в «ближнем космосе». Подобные идеи 
содержатся и в теории А. Чижевского.