А следом широкогрудая Гея, всеобщий приют безопасный, Сумрачный тартар в земных 
залегающий недрах глубоких...»
  Далее он повествует, что Ночь — Нокта и Эреб — Ирак произвели на свет детей: 
вечный свет — Эфир и светлый день — Гемеру3.
150

   В древнеиндийском космогоническом и эволюционном мифе о творении мы 
сталкиваемся с эволюционной трактовкой космогонии. Здесь из хаоса начинает 
зарождаться Вселенная и появляется божество Брахма, которое продолжает процесс 
творения мира. Миф повествует:
  Давным-давно не было ни солнца, ни луны, ни звезд— не было даже времени, 
потому как некому было его измерять. Один лишь хаос царил Во всем мире. И вот 
из тьмы спящего хаоса возникли воды. Затем возник огонь. Великой силой этого 
огня было рождено Золотое Яйцо— сияющее как солнце. Оно долго плавало, 
покачивалось а безбрежном океане вод и разрасталось. Затем из него возник 
создатель Вселенной — Брахма. Силой мысли он разбил яйцо на две половины. 
Верхняя половина стала небом, а нижняя — Землею. Чтобы разделить их, Брахма 
поместил между ними воздушное пространство. Он утвердил землю среди вод, создал 
страны света, положил начало времени.
   Космогонический миф, представленный в таком древнем литературном источнике 
священного знания, как Венды, предлагает свою концепцию мироздания, которая с 
точки зрения классификации мифов является творящим мифом. В нем говорится, что 
Вселенная возникла из тела Пуру-ши — Первозданного человека, которого боги 
принесли в жертву в начале мира. Они рассекли его на части. Из разума Пуруши 
возник месяц, из ока — солнце, огонь родился изо рта, а из дыхания — ветер. 
Воздух произошел из пупка, из головы— небо, из ушей— страны света, ноги же его 
стали землей. Из уст возникли брахманы— жрецы, руки стали кшартиями— воинами. 
Из бедер появились вайшьи— земледельцы. Так из великой жертвы сотворили мир 
вечные боги.
  Третьим примером может служить такая уникальная черта, характерная для 
мифомышления, как всеобщее оборотничество. Заметим, что всеобщее оборотничество 
(превращение всего во все)-*— это древнейший принцип герметизма («все во всем»),
 который перекочевал в первую философию древних греков. Этот принцип — 
своеобразный прототип закона сохранения и взаимопревращения энергии. Ныне же 
его отголоски все более явственно проступают в официальном кредо науки, 
устремленном к созданию единой картины мира и в менее официальной 
голографиче-ской гипотезе реальности. Согласно последней (holos — «целое» и 
grafos — «описание», т.е. описание целого, видение целого) может осуществиться 
в любой части и в любой точке универсума. «Каждая частица есть зеркало и эхо 
Вселенной», — сказал в свое время известный отечественный психолог Рубинштейн. 
Думал ли он тогда, что этот тезис окажется в преддверии новой парадигмы 
современного миропостижения, растворяющего грань между научным — аналитическим 
— и девиантным — преимущественно синтетическим— воззрениями на мир?
  Любопытно заметить, что отголоски мифологического миросозерцания, когда мир 
описывался в чувственно-наглядной форме как поле действия антропоморфных (по 
образу и подобию человека) сил, сохранились в современном языке не только в его 
поэтической форме: «земля спит», «небо хмурится», но и в научно-техническом и, 
в частности, в кибернетическом языке: «машина ищет», «машина запоминает» и пр.
  Примечательно, что свою глубокую философию мифа итальянский мыслитель XVIII в.
 Джованни Батисто Вико (1668-1744) изложил в труде,
151

который назвал «Основания новой науки». В ней он именовал миф «божественной 
поэзией» и считал, что в поэтической мудрости первобытного человечества 
бессознательно таится все то, что, как в семени, развивается сознательно в 
философской мудрости лишь впоследствии.
   Французский этнолог Л. Леви-Брюль (1857—1939) настаивал на дологическом, а 
не алогическом, отрицающем всякую логику, характере мифологического мышления. В 
нем, например, не соблюдался закон исключения третьего, а следовательно, 
противоположности сходились. Объект мог быть и самим собой, и чем-то иным, что 
весьма схоже с квантовым поведением частиц микромира. Э. Кассирер (1874-1945), 
немецкий философ-идеалист, считал, что специфика мифа состоит в том, что в нем 
«конструируется символический мир». Кстати сказать, это весьма свойственная и 
для науки процедура, ибо символические языки и теоретические конструкты — 
необходимый инструментарий научно-теоретического познания.
   Считается, что научная картина мира преодолевает мифологическую .и история 
движется от мифа к логосу. Однако в качестве некоего уровня или фрагмента 
мифология может присутствовать в самых различных культурах, а особенности 
мифологического сознания могут сохраняться в массовом сознании и по сей день. И 
если ищущих истину в науке отталкивает бездуховность, то особая «полнота» мифа 
достигается за счет включения в него эмоционального, образного и интуитивного 
начал. Это не позволяет объявить его доминирующей составляющей лишь архаических 
времен и установить жестко диахронное отношение между 4шфом и наукой, при 
котором первое (мифологическое мышление) рассматривается как нечто 
исключительно предшествующее второму. Правильнее было бы увидеть отношение 
синхронии, т.е. сосуществования мифологии и научного мышления как двух уровней 
или планов идеального отражения мира.
   В смыслах старых мифов подчас скрывается подлинная истина, передающая 
сложную палитру человеческих переживаний. Миф о царе Эдипе потрясает 
современника никак не менее, чем представителя античного полиса. Миф о Сизифе