Впрочем, можно насчитать свыше пятисот определений мифа1. Иногда мифом считают 
историю, превращенную в сказку, а иногда сказку, превращенную в историю. Однако 
в самом широком смысле миф понимается как фантастический вымысел о богах, духах 
или героях, о пер-вопредках, действующих в «начале» времени, участвующих прямо 
или косвенно в создании мира или его элементов, как культурных, так и природных.

   Обыденное мировосприятие, с одной стороны, связывает с мифом представление о 
самой невероятной выдумке, а с другой — нечто необыкновенно поучительное, хотя 
и сообщенное в иносказательной форме. Миф не может быть опровергнут и 
переиначен. Он принят многими поколениями «до нас» и на основании этого 
транслируется и оценивается как высшая реальность. Иногда мифологию называют 
протофилософи-ей, а метафизику — второй мифологией. Аристотель даже утверждал, 
что человек, любящий или сочиняющий мифы, — до некоторой степени философ, так 
как мудрость состоит в знании причин, а мифы дают хоть своеобразное и 
специфическое, но тем не менее объяснение причин происходящего. Неоплатоники 
пошли дальше, заявив, что в мифах сокрыта истина и мифы учат истине. Они 
развивали аллегорическое истолкование мифов древнегреческой философии, видели в 
Зевсе всеобщее первичное начало, которому все повинуется, в Афине —мудрость, 
присущую- разумному устройству, в столкновении гомеровских богов — борьбу 
стихий огня, воды и других сил природы, а в ссоре Зевса и Геры — борьбу тепла и 
холода.
  Проблема «начала всех начал». Версии космогонических мифов. Если задуматься, 
то есть в стройном здании науки та черта, выход за которую самой науке не 
доступен. Речь идет все о той же.«злосчастной» проблеме «начала всех начал» — о 
генезисе мироздания, или о возникновении Вселенной. На языке интерпретаторов 
мифа этот раздел носит название «космогонические мифы», которые парадоксальным 
образом в массе своей тождественны у различных племен и народов. Впрочем, 
тождество мифологических сюжетов современный психоанализ объясняет так 
называемым юнговским коллективным бессознательным, которое заявляет о себе 
системой архетипов — определенных моделей организации опыта. Сюжет же 
космогонического мифа, в котором рождение Вселенной стало возможным в 
результате разрушения Космического Яйца, навевает ассоциации о «Большом взрыве»,
 или «Антиколлапсе», о которых речь идет в современной физике. Но, когда физики 
говорят о предшествовавшем «Большому взрыву» первоначальном сингулярном 
состоянии Вселенной, они по сегодняшний день не дают убедительной версии того, 
каков же субстратный состав этого первоначального сингулярного состояния, а 
лишь отделываются замечаниями о том, что современные представления о 
пространстве и времени, о материи и энергии к нему неприложимы. Значит, их или 
уже нет, или еще нет. В связи с этим на память приходит любопытный тезис из 
талантливого «Трактата о небытии» нашего современника
149

Арсения Чанышева, который имел своей целью оправдание первичности небытия. 
Доказательство от времени опирается на простые рассуждения типа: существование 
настоящего предполагает существование прошлого и будущего, т.е. того, чего уже 
нет или еще нет. Это временной модус небытия2.
   Эзотерики-каббалисты в данном отношении более свободны в выводах. Они 
величают это первое и исходное как непостижимый принцип, который может быть 
раскрыт только путем исключения всех познаваемых качеств. Считается, что то, 
что остается после исключения всего, есть вечное состояние Бытия, и хотя его 
невозможно определить, это источник невыразимой сущности. Таким образом, то, 
что становится стартовой площадкой науки в качестве исходной модели 
возникновения мироздания, есть своего рода весьма недоказуемая и не имеющая 
научного статуса в строгом смысле этого слова доктрина, или иначе — мифологема. 
Ей удалось «мифологическим», чудесным образом занять почетное место 
объяснительной модели возникновения Вселенной.
  Другой пример пересечения научной истины и мифа — в спорах о природе энтропии 
и сюжетах, объясняющих сосуществование и противоборство двух начал: доброго и 
злого, светлого и темного, порядка и хаоса. Зло, тьма, хаос — синонимы 
дезорганизации. Добро, свет, порядок — царство гармонии и организации. С 
методологической точки зрения решение проблемы возможно в рамках 
диалектико-монистического подхода, когда зло есть «свое иное», противоположное 
добру. Возможно оно и в аспекте бинарного, дуалистического подхода, 
предполагающего сосуществование двух начал, их активного противостояния и 
достаточно независимого функционирования. Кстати сказать, методология не 
ограничивается лишь названными моделями, но включает в свой арсенал 
плодотворный принцип цикличности и принцип дополнительности. Принцип роста 
энтропии — меры хаотизации (а значит, дисгармонии и зла) говорит о том, что 
система, предоставленная сама себе, стремится от наименее вероятностного 
состояния к наиболее вероятностному, а именно к спонтанному увеличению 
беспорядка. Следовательно, зло имеет тенденцию к распространению и с ним нужно 
вести постоянное противоборство. Так что современная термодинамика имеет свой 
преображенный прообраз в мифологической картине мира.
В более поздних версиях космогонических мифов о начале и устройстве Вселенной 
возникновение Земли объясняется двояким образом. Во-первых, используется идея 
творения, согласно которой мир был создан сверхъестественным существом. 
Во-вторых, предлагается синергетичес-кая идея саморазвития, т.е. постепенного 
формообразования упорядоченных структур. Согласно последней, мир возник и 
оформился из первоначального хаоса, некоего бесформенного состояния. Вспомним 
Гесиода: «Прежде всего во Вселенной хаос зародился, — пишет он в «Теогонии», —