стандартами. С другой стороны, рациональность оказывается синонимичной 
разумности, истинности. И здесь на первый план выдвигаются проблемы выяснения 
критериев, оснований и обоснований истинного знания, совершенствования языка 
познания. По мнению Б.С. Грязнова, рациональная система научного знания должна 
быть, во-первых, гомогенной, во-вторых, замкнутой и, наконец, в-третьих, 
представлять собой причинно-следственную структуру4.
   Рациональность также понимается как присущее субъекту универсальное средство 
организации деятельности. По М. Веберу, рациональность — это точный расчет 
адекватных средств для данной цели. По Л. Витгенштейну — наилучшая 
адаптированнрсть к обстоятельствам. По Ст. Тулми-ну — логическая обоснованность 
правил деятельности5. Канадский философ У. Дрей рациональным называет всякое 
объяснение, которое стремится установить связь между убеждениями, мотивами и 
поступками человека6.
  А. Никифоров обращает внимание на то, что рациональность можно рассматривать 
трояко: как соответствие «законам разума», как «целесообразность» и как цель 
науки7. В первом случае ядром понятия рациональности станут законы логики. 
Когда методологи размышляют о рациональности, то они имеют в виду прежде всего 
научную или логико-методологическую рациональность. Но когда рациональность 
сводится к совокупности правил, то исторический науковедческий анализ начинает 
нашептывать о тех многочисленных коллизиях, когда то или иное методологическое 
правило нарушалось, а учёный при этом имел реальные научные приращения. Таким 
образом, единого универсального понимания рациональности отыскать невозможно. 
Эту идею подчеркивают методологи, отмечая, что существуют различные модели 
рациональности, а следовательно, различные модели методологии:
1) индуктивистская (Карнап,Хессе);
2) дедуктивистская (Гемпель, Поппер);
3) эволюционистская;
136

4) сетчатая (Лаудан);
5) реалистическая (Ньютон-Смит).
   Можно добавить также и парадигмальную модель, и модель, основанную на 
принятии принципа критического рационализма, и модель, упирающуюся, как в свое 
ядро, в научно-исследовательскую программу, и модель тематического анализа 
науки. Все названные модели предполагают, что те или иные их представители 
осуществляют рациональную реконструкцию реальной истории науки, подгоняя ее под 
уже принятый алгоритм, и получают тем самым единую линию развития науки. 
Подобную ситуацию Лакатос иллюстрирует следующем образом: «Так, внутренняя 
история для'индуктивизма состоит в признанных открытий несомненных фактов и-так 
называемых индуктивных обобщений. Внутренняя история для конвенциализма 
складывается из фактуальных открытий создания классифицирующих систем и их 
замены более простыми системами. Внутренняя история для фальсификационизма 
характеризуется обилием смелых предположений, теоретических улучшений, имеющих 
всегда большее содержание, чем их предшественники, и прежде всего — наличием 
триумфальных негативных решающих экспериментов. И наконец, методология 
исследовательских программ говорит о длительном теоретическом и эмпирическом 
соперничестве главных исследовательских программ, прогрессивных и регрессивных 
сдвигах проблем и постепенно выявляющейся победе одной программы над другой»8. 
Если признать, что наука развивается сразу несколькими способами и одна модель 
накладывается на другую, а не становится за ней в очередь и тем более не 
вытесняет свою соперницу, тогда мы либо вновь упремся в тупиковый вопрос: как 
возможно развитие науки, либо, махнув рукой, согласимся с выводом П. 
Фейерабенда — «Anything goes»! («Допустимо все!»).
   Как видим, связь научной рациональности и реальной истории развития науки не 
так уж и проста. В истоках эвристичности, столь необходимой для открытия нового,
 рационального меньше, чем внерациональ-ного, нерационального и иррационального.
 Рационализм так и не нашел адекватного объяснения акту творчества. Глубинные 
слои человеческого Я не чувствуют себя подчиненными разуму, в их клокочущей 
стихии бессознательного слиты и чувства, и инстинкты, и эмоции.
  Неклассический и постнсклассический образ научной рациональности. 
Неклассическая научная рациональность «берется» учитывать соотношение природы 
объекта со средствами и методами исследования. Уже не исключение всех помех со 
стороны сопутствующих факторов и средств познания, а уточнение их роли и 
влияния становится важным условием в деле достижения истины.
   Всем формам рационального сознания присущ пафос максимального внимания к 
реальности. Если с точки зрения классической картины мира предметность 
рациональности— это прежде всего предметность объекта, данного субъекту в виде 
завершенной, ставшей действительности, то предметность неклассической 
рациональности — пластическое, динамическое отношение человека к реальности, в 
которой имеет место его активность. В первом случае мы имеем предметность Бытия,
 во втором — Становления.
137

   Пост неклассический образ рациональности показывает, что понятие 
рациональности шире понятия рациональности науки, так как включает в себя не 
только логико-методологические стандарты, но еще и анализ целерациональных 
действий и поведения человека. В самой философии науки возникшая идея 
плюрализма растворяет рациональность в технологиях частных парадигм. И, как 
выразилась П. Гай-денко, на месте одного разума возникло много типов 
рациональности9. По мнению В. Поруса, постнеклассический этап развития