зи с этим весьма примечательно высказывание А. Эйнштейна, который считал, что 
без веры в познаваемость мира нет никакого естествознания.
  Огромную роль веры в познавательном процессе подчеркивал М. По-лани. Он 
отмечал, что «вера была дискредитирована настолько, что помимо ограниченного 
числа ситуаций, связанных с исповеданием религии, современный человек потерял 
способность верить, принимать с убежденностью какие-либо утверждения, что 
феномен веры получил статус субъективного проявления, которое не позволяет 
знанию достичь всеобщности»5. Однако сегодня, по его мнению, мы снова должны 
признать, что вера является источником знания и что на ней строится система 
взаимного общественного доверия. Согласие явное и неявное, интеллектуальная 
страстность, наследование тех или иных образцов и эталонов культуры — все это 
опирается на импульсы, тесно связанные с верой. Разум опирается на веру как на 
свое предельное основание, но всякий раз способен подвергнуть ее сомнению. 
Появление и существование в науке наборов аксиом, постулатов и принципов также 
уходит своими корнями в нашу веру в то, что мир есть совершенное гармоничное 
целое, поддающееся познанию.
  Феномен веры, имея религиозную, гносеологическую и экзистенциальную окраску, 
может выступать как основа саморегуляции человека. Самосознание каждого 
индивида имеет своим неотъемлемым компонентом экзистенциальную веру в себя, в 
факт существования окружающего мира, лич-ностно значимых ценностей: дружбы, 
любви, справедливости, благородства, порядочности и т.п. Самосознание всегда 
присутствует в двух основных модусах: как самопознание и как саморегуляция. 
Установка «познай самого себя», которую, согласно легенде, провозгласил 
дельфийский оракул и которую Сократ сделал основным принципом своей философии, 
может работать не только как источник нового знания о себе. Она может выступить 
основой саморегуляции или же ее антипода — самодеструкции. Это подчеркивает, 
как тесно связаны самопознание и саморегуляция. Зачастую в интроспективном 
плане самопознание и саморегуляция как будто сливаются в едином феномене — в 
общении с самим собой. .Однако существуют достаточно определенные отличия 
самопознания и саморегуляции. Если самопознание всегда происходит в состоянии 
явного осознания, когда включается рефлексия, проясняющая внутреннее состояние, 
которая обеспечивает его «прозрачность», то саморегуляция, наоборот, 
совершается как бы перед порогом сознания. Это то «тайное брожение духа», о 
котором говорил Гегель, противопоставляя его процессу познания. Саморегуляция 
всегда осуществляется на уровне смутных ощущений, предчувствий, 
неудовлетворенности собой, внутреннего дискомфорта, т.е. тогда, когда 
самопознание затруднено. Можно сказать, что заинтересованное в себе 
самопознание, сориентированное на психотерапевтический эффект, и есть частичная 
саморегуляция. Считается, что саморегуляция не приводит ни к чему новому, а 
лишь позволяет «разобраться в своем состоянии», «упорядочить свои переживания», 
«сориентироваться в себе». Чтобы саморегуляция имела конструктивный эффект, она 
должна опираться на духовные опоры веры, которые особенно востребуемы в 
условиях нестабильного и неравновестного мира.
  
  «Верующий разум» русских философов. Вопрос о соотношении веры и знания всегда 
особо интересовал русскую философскую мысль. Распространившееся в XIX в. 
увлечение немецким идеализмом послужило мощным импульсом для развития русской 
философии, которая, однако, не стала повторением и копированием рационалистской 
западно-европейской традиции. Творчество славянофилов И.В. Киреевского 
(1806-1856) и А. С. Хомякова (1804-1860) представляло собой попытку выработать 
систему христианского миропонимания. Об этом говорит и само название работ 
Киреевского: «О характере просвещенной Европы и его отношения к просвещенной 
России», «О необходимости и возможности новых начал для философии». Именно 
потому, что на Западе вера ослаблена, что западный человек утратил «коренные 
понятия о вере» и принял «ложные выводы» безбожного материализма, Киреевский не 
только отрицает западный путь развития, но и опровергает саму ценность 
европейского типа мышления. Торжество рационализма имеет отрицательное значение 
для «внутреннего сознания». Западная образованность несет в себе раздвоение и 
рассудочность. Образованность русская основывается на восприятии «цельного 
знания», сочетающего разум и веру. Подлинная философия должна быть философией 
«верующего разума». Можно назвать программным следующий тезис Киреевского, в 
котором он пытается определить истоки цельного философствования. Человек 
стремится собрать «все свои отдельные силы», важно, «чтобы он не признавал 
своей отвлеченной логической способности за единственный орган разумения 
истины; чтобы голос восторженного чувства, не соглашенный с другими силами духа,
 он не почитал безошибочным указанием правды... но чтобы постоянно искал в 
глубине души того внутреннего корня разумения, где все отдельные силы сливаются 
в одно живое и цельное зрение ума»3. Живое и цельное «зрение ума» — «то, ради 
чего» существует как гармоническое сочетание всех духовных сил: «мышления, 
чувств, эстетического созерцания, любви своего сердца, совести и бескорыстной 
воли к истине». Такое знание, основанное на целостном единстве духовных сил и 
скрепленное верой, глубоко отличается от знания, вырабатываемого отвлеченным 
«логическим разумом».
   Отсюда вытекала отличительная особенность всей русской философии — убеждение 
в непосредственном постижении реальности, или интуитивизм. Как отмечал 
известный историк философии И.О. Лосский, «обостренное чувство реальности, 
противящейся субъективированию и психологизированию содержания восприятия 
предметов внешнего мира, является характерною чертой русской философии. Идеал 
целостного знания, т.е. органически всестороннего единства его, возможен не 
иначе как под условием, что субстанциональный аспект мира (чувственные