и подчиненными и т.п.; предвосхищение счастья и любви, сопровождаемые 
визуальными представлениями, уже фиксируют в качестве реально существующего 
виртуальный пласт реальности.
  Одной из серьезных проблем виртуалистики является проблема соотношения между 
образом и вещью, дихотомия власти образа и конкретности вещи. Личная или 
субъективная история всегда во многом виртуальна. Мы часто в мыслях 
возвращаемся к ситуациям, вновь их переживаем, желая их изменить. Зачастую мы 
так сильно сожалеем о том, что не случилось, что вновь и вновь погружаемся в 
контекст произошедшего, додумывая, а вернее, достраивая иные его траектории, 
вздыхая: ах, если бы... Но границы конкретной реальности, проза каждодневного 
бытия, имеющего самостоятельное существование, не очень подвластны 
идеально-преобразовательному «хотению» каждого индивидуального Я, его произволу 
и наитию. Зачастую реальные события просто закрыты для проникновения в них 
переиначивающих импульсов, рожденных в идеальном плане бытия и ведущих к 
фундаментальным переменам в объективном мире. Фразы типа: «Давай забудем о 
случившемся... Останемся друзьями», — говорят о родственности языка и 
виртуалистики. Они и им подобные обращения есть знаковая визитка виртуальной 
реальности, претендующей на свое укоренение в действительности существующего. 
Ведь в них призыв — отменить то, что было, переиначить настоящее, выступить 
властелинами времени и пучка траекторий развития уже зачавшихся сюжетных линий. 
Но это, — увы! — не всегда возможно.
   Говоря об атрибутике виртуальной реальности недостаточно отметить, что она 
идентична актуальной реальности, т.е. включает в себя пространство, время, 
движение, развитие, отражение, необходимо подчеркнуть, что она обладает 
идеаяьно-артефактными, виртуально-специфическими свойствами. 
Пространственно-временные процессы не связаны жестко однозначно 
фундаментальными физическими константами, они могут быть проявлены в 
я-количестве измерений, могут нарушать порядок времени, идущий из проишого 
через настоящее в будущее. Отражательные процессы в виртуальной реальности 
происходят в режиме мультимедиа, где допустим стоп-кадр, замедление, ускорение, 
перескоки, пропуски и перерывы, а движение не обладает статусом абсолютной 
изменчивости. Развитие, соответственно, может быть инверсионно, т.е. обращено 
вспять. Многообразие взаимодействий может проявлять загадочные свойства, 
неведомые в условиях привычной нам земной причинности. Другими словами, в 
виртуальной атрибутике нет картезианского пространства, Ньюто-
390

нова времени, здесь иная этика и гуманизм. Так или иначе, но речь идет об 
инаковом, «параллельном мире», который не нуждается в подпитке реальной 
событийной эмпирией как в своем необходимом наполнении. Его наполнение — ткань 
процесса мышления и воображения, обретшая в настоящий период свои коммуникации 
во «всемирной паутине» — сети Интернет. В этом параллельном, но весьма реальном,
 созданном техно-генной цивилизацией мире, можно говорить о перспективах 
постсетевой культуры, об информационных войнах и информационном империализме, 
об особо значимом сексуальном измерении и так называемой «культуре цинизма».
   Принципиально новой характеристикой виртуальной реальности является ее 
панорамность, когда любое событие может быть прочитано и с точки зрения 
собственной интерпретации, и со многих других, причудливо высвечивающих данное 
событие точек зрения. В панорамности содержатся возможности прочитывания и 
обнаружения как следов личной истории, так и фиксации формата действительности, 
а также акценты, соответствующие данному времени.
  Другой бросающейся в глаза характеристикой реальности становится ее 
предельная феноменальность. Явления получают абсолютную независимость от причин,
 их порождающих, и могут сплетать канву взаимодействий, отличную от реальной 
власти вещных отношений в действительности.
   Полисемантичность виртуальной реальности проявляется в том, что, с одной 
стороны, она обостряет проблемы личной самоидентификация, а с другой — их 
полностью снимает, делая личность безразличной ее объективному бытию. 
Исследователи уверены, что обнаружение или выход на поверхность приоритетов 
виртуальной реальности готовился и психоаналитической концепцией 
бессознательного, и структурализмом М. Фуко и Ж. Делеза. Можно предположить, 
что основания потребности в виртуальной реальности состоят в рассогласованности 
зова человеческой природы с санкциями и нормативами социального бытия. Открытие 
расколото-сти субъекта, о котором во всеуслышание заявила постмодернистская 
философия, жаждало каких-либо форм компенсации. В плане реального бытия 
жизненная сила и воля человека предельно ограничены и скованы рамками 
экономических, институциональных, идеологических, культурных и прочих отношений.
 Человек включен и по большей части задавлен логоцентризмом, системой 
универсальной машинерии. Виртуальная реальность как бы дарит ему бытие в 
потенции или все имеющиеся возможности (потенции) бытия. Она говорит о 
постоянной готовности человека к трансцендированию, т.е. к переходу за свои 
реальные границы, к восхождению от условного к безусловному. Ее многообразие 
заполнено неоформившимися образами, она обильно оплодотворена всяческими 
возможностями и в силу их изначального многообразия существует как некая 
неопределенная сфера, ожидающая и обретающая свою проявленность. Ибо каждый 
индивид способен к трансцендированию, интеллигибельному постижению, что на 
обычном языке означает: не лишен способности мечтать, фантазировать, 
предвкушать и предчувствовать.
391