логического и интуитивного.
  Эпистемологи озабочены возможностью рационально осмыслить переходы от 
чувственного к рациональному, от эмпирического к теоретическому, от слова к 
вещи, используя в том числе и язык символической логики. Взгляд индивидуального 
сознания здесь не столь важен. И если для классической гносеологии характерно 
различение эмпирического и теоретического, то эпистемология работает с данной 
проблематикой с привлечением терминов «аналитическое» и «синтетическое». Р. 
Рорти отмечает, что именно И. Кант сделал возможным рассмотрение эпистемологии 
как основополагающей дисциплины, умозрительной доктрины, способной к открытию 
«формальных» или «структурных», «грамматических», «логических» или 
«концептуальных» характеристик любой области человеческой жизни'1. При этом 
происходит «развенчание», ниспровержение субъекта познавательного процесса.
  Впрочем, ситуаций, когда науку не интересовал ни внутренний мир исследователя,
 ни его настроение и темперамент, ни его вероисповедание и национальность, но 
лишь процесс и логика роста научного знания, существовали всегда. Субъект 
научного познания выступал как полюс научной деятельности, в которой другим 
полюсом притяжения оказывался объект.
   Вместе с тем 6 интерпретации этого наиболее традиционного для теории 
познания материала существуют реальные сдвиги. Так, отечественный исследователь 
В. Порус фиксирует, что в современных эпистемоло-
   
гических суждениях на место субъекта предлагают принять понятие «мыслительный 
коллектив». В этой позиции особо важно указание на функцию обнаружения 
закономерности, ибо само мышление всегда понималось как поисковая деятельность. 
Следовательно, «мыслительный коллектив» — это субстанция, осваивающая 
закономерность. В. Порус предлагает для построения системы эпистемологии 
основываться на принципе дополнительности. А значит, категория «субъект» могла 
бы быть раскрыта с точки зрения трансцендентного, коллективного и 
индивидуального описаний, дополняющих друг друга. Но ни одно из этих описаний, 
взятое отдельно, не является самодостаточным4. Постаналитические новации 
связаны с тем, что процесс познания представляется не так, как того требовала 
традиционная гносеология, указывая на субъект и объект познания, а 
взаимоотношением трех сторон, включающих в себя двух собеседников и 
ситуационный контекст1.
   Когда же в центр эпистемологии помещается стиль мышления, в эпи-стемологию 
привносится культурный контекст, а также социально-психологические измерения. С 
принятием такой позиции истина ставится в зависимость от стиля мышления. При 
этом устойчивый моральный образ мира, «канон моральной объективности», 
обеспечивается сферой нравственных убеждений, которая также затягивается в лоно 
эпистемологи-ческой проблематики, пытаясь присвоить себе функции арбитра 
объективности.
   Круг проблем современных эпистемологичсских исследований отличается весьма 
широким разбросом. Это не только основания и условия истинности, формальная и 
интуитивная репрезентации, перцеотуальные и сужденческие типы высказываний, 
проблема логики научного исследования и роста согласованности выводов. По 
мнению ученых, собственный эпистемологический смысл получают проблемы:
• интеллектуальной коммуникации внутри «мыслительных коллективов»;
• институционализации науки, проблемы власти и управления в науке;
• факторов роста и падения критицизма и суггестивности в мыслительных 
коллективах.
   Историко-научные исследования также становятся специфической лабораторией 
эпистемологической мысли. Конкуренция научных школ, проблема преемственности 
научных традиций расширяют меру допустимого в эпистемологической проблематике, 
так как ранее считалось, что эпистемологический уровень никогда не затрагивал 
сферу аксеологаи (ценности научного знания) и этоса науки. Дают о себе знать и 
традиционные эпистемологчческие конфликты: например, борьба между 
«объективизмом» и «релятивизмом»; «конструктивизмом» и «инструментализмом»; 
«реализмом», «рационализмом» и «иррационализмом». В эпистемологии можно 
встретиться с разбором парадоксов нормативной и критико-рефлек-сивной модели 
развития науки, кумулятивной и антикумулятивной установок, устранением путаницы 
между обоснованием и причинным объяснением.
   
  Современная эпистемология задумывается уже над самой процедурой: что значит 
дать анализ, как отличить успешный анализ от неуспешного? На нее возлагают 
надежды в объяснении операций нашего ума и «обосновании» наших требований к 
познанию. В эпистемояогии уместно более детальное различение между 
концептуально-эмпирическим, аналитико-синтетическим и языково-факгическим 
пластами исследования. И весь этот круг проблем имеет под собой то общее 
основание, что проецируется на условия получения истинного знания. Ибо 
сформулировать утверждение предикации — «нечто есть» — означает прийти к 
безусловному утверждению об истинности высказывания.
  Чтобы сориентироваться в таком обилии проблем, важно понять, что современная 
эпистемология остановилась, выбирая направление поворота. Это мог быть либо 
«трансцендентальный поворот», на котором субъект представляет себя в качестве 
«стоящего над» механикой мироздания и на данном основании может самоустраниться,
 либо «лингвистический поворот», который в основном вел к завершению работы над 
демаркацией философии и науки и рассматривал эпистемологию как изучение 
очевидных отношений между основными и неосновными суждениями. Так или иначе, но 
как первое, так и второе находится в пределах эпистемоло-гии. Выйти же за 
пределы эпистемологии означало перейти к формальным или структурным основаниям