К самому факту противоречия у Лакатоса было отношение более традиционное, чем 
это можно было предположить после оглашения К. Поп-пером принципа фальсификации.
 Лакатос был уверен, что непротиворечивость должна оставаться важнейшим 
регулятивным принципом (стоящим вне и выше требования прогрессивного сдвига 
проблем), а обнаружение противоречий должно рассматриваться как проблема. 
Причина проста. Если цель науки — истина, она должна добиваться 
непротиворечивости; отказываясь от непротиворечивости, наука отказалась бы и от 
истины. Однако из этого не следует, что как только противоречие или аномалия 
обнаружены, развитие программы должно немедленно приостанавливаться.
  Из рассуждений Лакатоса становится понятно, как трудно возникнуть новой 
исследовательской программе. Эти трудности связаны с тем, что мало какие 
опровержения приведут к необходимости замены теории. «Жесткие опровергающие 
интерпретации», применяемые к совсем юной программе, по мнению методолога, 
выглядят как «опасная методологическая черствость». Нет ничего такого, что 
можно было бы назвать решающим экспериментом, по крайней мере, если понимать 
под ними такие эксперименты, которые способны немедленно опрокидывать 
исследовательскую программу.
  Развитие исследовательских программ не сводится к чередованию умозрительных 
догадок и эмпирических опровержений. Но в чем конкретно состоит механизм 
развития и диалектика научно-исследовательских программ, из текстов Лакатоса не 
так-то просто вывести. Логико-концептуальное чутье иногда изменяет автору, и мы 
встречаемся с такими, например, заявлениями: «на самом деле, когда одна 
программа терпит поражение и ее вытесняет другая, можно, внимательно 
вглядевшись в прошлое, назвать эксперимент решающим, если удается увидеть в нем 
эффектный подтверждающий' пример в пользу победившей программы и очевидное 
доказательство провала той программы, которая уже побеждена. Но ученые не 
всегда правильно оценивают эвристические ситуации. Сгоряча ученый может 
утверждать, что его эксперимент разгромил программу, а часть научного 
сообщества — тоже сгоряча — может согласиться с его утверждением. Но если 
ученый из побежденного лагеря несколько лет спустя предлагает научное 
объяснение якобы «решающего эксперимента» в рамках якобы разгромленной 
программы (или в соответствии с ней), почетный титул может быть снят и решающий 
эксперимент может превратиться из поражения программы в ее новую победу»3.
339

   Техника методологического анализа той или иной исследовательской программы 
распадается на ряд ступеней:
• выдвижение национальной реконструкции исследовательской программы;
• сравнение ее с действительной историей;
• критика ее за отсутствие историчности или рациональности.
   Требование непрерывного роста — основное кредо и суть рациональной 
реконструкции Лакатоса. Видимо, исследовательская программа должна подчеркнуть 
черты континуальности в развитии научного знания.
   В целом концепция ученого носила логико-нормативный характер. 
Научно-исследовательская программа ограничивала множество и разнообразие путей 
развития научного знания, а сама история науки представала в виде возникновения,
 развития и конкуренции различных теорий. Вместе с тем действительная сложность 
механизма развития исследовательских программ, базисных теорий и многообразных 
форм изменения и развития научного знания с предложенной моделью сочетаться не 
могла.
  Любопытно, что Лакатос связывал основной вопрос эпистемологии с противоречием 
между догматиками, заявляющими, что мы можем знать, и скептиками, заявляющими, 
что мы не можем знать или по крайней мере не можем знать, что и когда мы можем 
знать4. Тщетность поиска оснований знания — конек скептиков. Одновременно это и 
демонстрация регресса, которая не позволяет знанию обрести твердую почву. 
Лакатос, указывая на систему Евклида, а также на эмпиристскую и индуктивистскую 
программы, отмечает, что «все три программы исходят из организации знания как 
дедуктивной системы. Базисная дефинитная характеристика дедуктивной системы — 
это принцип ретрансляции ложности «снизу вверх», от заключений к посылкам: 
контрпример заключения будет и контрпримером по отнощению хотя бы одной из 
посылок». Евклидову программу, которая предполагает, что все можно дедуцировать 
из конечного множества тривиальных истинных высказываний, состоящих только из 
терминов с тривиальной смысловой нагрузкой, Лакатос называет программой 
тривиа-лизации знания. Он уверен, что классическое описание данной программы 
можно найти у Паскаля. Эта программа содержит сугубо истинные суждения, она не 
работает ни с предположениями, ни с опровержениями. Знание как истина вводится 
на верхушку теории и без какой-либо деформации стекает от терминов-примитивов к 
определяемым терминам.
   В отличие от Евклидовой эмпиристская программа строится на основе базовых 
положений, имеющих общеизвестный эмпирический характер. Эмпиристы не могут 
допустить иного введения смысла, чем снизу теории. Если эти положения 
оказываются ложными, то данная оценка проникает вверх по каналам дедукции и 
наполняет всю систему. Следовательно, эмпиристская теория предположительна и 
фальсифицируема. И если евклидова теория располагает истину наверху и освещает 
ее естественным светом разума, то эмпиристская располагает ее внизу и освещает 
светом опыта. Но обе программы опираются на логическую интуицию. «Мы можем 
достичь многого, — подчеркивает И. Лакатос, — обсуждая просто, как нечто течет 
в дедуктивной системе, не обсуждая того, что собствен-
340