305

сами разумные ограничения применительно к их целесообразности в конкретной 
ситуации и сфере приложения. В подобной рационализации иногда можно усмотреть 
функции контроля.
   В связи с этим обращает на себя внимание замечание К. Поппера, согласно 
которому имеющийся у нас критический разум мы должны использовать конструктивно,
 т.е. «чтобы планировать, насколько возможно, нашу безопасность и одновременно 
нашу свободу»13. Конечно же, речь идет об особого рода планировании, которое не 
может быть удовлетворено достигнутым успехом, а как бы постоянно отодвигает 
планку к новым перспективам и целям. В этих напряженных исканиях, в условиях, 
когда исследователь может потерять уверенность и усомниться, разум, чувствуя 
себя не в силах справиться с нарастающим кризисом напряжения и критицизма, 
расширяет самое себя. Разум обращается к душевным силам и призывает себе на 
помощь интуицию красоты, справедливости, добра, способствующих сохранению 
целостности бытия.
   Критический рационализм как питательная основа и механизм инновации 
позволяет усмотреть взаимосвязь эпистемологии и социальной философии К. Поппера.
 Так, всевластие критического разума в эпистемологии интерпретируется 
социальной философией как принцип демократии, обладающий статусом всеобщности. 
Он распространен на множество подвергаемых критике реальных эмпирических 
ситуаций и социально-политических отношений, охватывает множество 
индивидуальностей — потенциальных субъектов критико-рефлексивного процесса.
   Конкретизируя последнее, следует признать необходимость определенного рода 
идеализации. В частности, ученый, от имени которого разворачивается 
критико-рациональный процесс, представляет идеальный тип исследователя и 
обладает достаточно сильными гуманистическими и нравственными устоями, 
достаточным уровнем компетенции интеллекта и в силах избежать как соблазна 
авторитарности, так и «комфорта» бездумного общения с миром.
  В качестве особой сферы приложения критического потенциала разума нужно 
выделить институциональность, т.е. существующие общественные институты, с 
функционированием которых и отождествляется сам социальный порядок. Итак, в 
компетенции критического разума.не только полемика с персонами и доктринами, но 
и активное вмешательство в деятельность социальных институтов, что весьма 
контрастно позиции «благоговения» и нерефлексивного подчинения, требуемых в 
условиях «закрытого общества». «Случилось так, — писал К. Поппер, — что мы 
однажды стали полагаться на разум и использовать способность к критике, и как 
только мы почувствовали голос личной ответственности, а вместе с ней и 
ответственности за содействие прогрессу знания, мы уже не можем вернуться к 
государству, основанному на бессознательном подчинении племенной магии... Если 
мы повернем назад, нам придется пройти весь путь — мы будем вынуждены вернуться 
в животное состояние»14.
   Однако это не единственное пересечение плоскостей эпистемологии и 
социального познания. Знаменитая идея демаркации — разделения ра-
306

ционального и внерационального, науки и ненауки, проведенная К. Поп-пером в 
эпистемологии, имела эффект, далеко выходящий за рамки сугубо научного познания.
 Возникла потребность в универсализации демаркации, т.е. в проведении 
демаркационной линии между двумя типами общества — открытым и закрытым — 
понимая при этом, что они составляют ткань единого мирового исторического 
процесса развития.
   Центральная в эпистемологии К. Поппера идея фальсификации, выступающая в 
роли критерия научности (то, что может быть опровержимо в принципе — научно, а 
то, что нет — догма), потребовала самокоррекции и от общественного организма. 
Идея фальсификации, играющая огромную роль во всей современной философии науки, 
в приложении к социальному анализу задает весьма значимые ориентиры 
самокоррекции общественного целого. Идея, тематика и механизмы самокоррекции с 
подачи знаменитого философа науки К. Поппера стали чрезвычайно актуальны 
применительно к реалиям жизни в том числе и современного российского общества. 
С точки зрения фальсификации политические деятели только и должны мечтать о том,
 чтобы их проекты были как можно более тщательнее и детальнее проанализированы 
и представлены критическому опровержению. Вскрытые ошибки и просчеты повлекут 
за собой более жизнеспособные и адекватные объективным условиям 
социально-политические решения.
   Перекрестный огонь критики, который сопровождает стремление ученого к 
научной истине, должен иметь место и в социальной жизни, по отношению к 
реальным событиям и процессам. Все идеи, приобретающие популярность в социуме, 
должны быть подвергнуты рационально-критическому дискуссионному обсуждению. 
Некритическое принятие глобальных социальных идей может привести к 
катастрофическим последствиям, каким стал, например, опыт марксизма. 
Критическое же обсуждение популярных идей, когда все разумное будет сохранено, 
а неразумное отброшено, позволит предложить иную социальную стратегию. Ее можно 
назвать стратегией малых преобразований. Таким образом, в понимании критики как 
чрезвычайно влиятельной, если не сказать движущей, силы общественного развития 
можно также усмотреть результат влияния Поппера-эпистемолога на Поппера — 
социального философа. Критика служит действенным инструментом изменения в 
сторону более рациональной и, эффективной деятельности.
   Современник Карла Поппера Имре Лакатос давал весьма скептическую оценку 
погшерниканскому фаллибилизму. Он указывал на бесконечный регресс в