наиболее весомый ее вклад в рост научного знания, который может сделать теория, 
состоит из новых^ порождаемых ею проблем». Причем для раннего Поппера 
свойственен антикумулятивизм, т.е. направленность на отрицание возможности 
сохранения в науке преодоленных теорий. На это обращают внимания исследователи, 
отмечающие, что «антикумулятивистский образ развития присущ ранней концепции 
Поппера, родившейся непосредственно из критики неопозитивизма»8.
  Тем самым Поппер опровергает сложившийся в кумулятивистской методологии 
принцип линейности. Науке, по мнению ученого, не присуща никакая линия развития,
 и каждая новая теория порождает новую линию в развитии науки. История науки 
представляет собой нагромождение «исторических прецедентов». Для позднего 
варианта попперовской эпистемологии более свойственна не антикумулятивистская, 
а некуму-лятивистская позиция, в которой имеет место признание как прерывности, 
так и преемственности в развитии науки9.
   Шаткая почва; где любое суждение и положение может быть раскритиковано, 
признано несостоятельным и опровергнуто, где нет спасительных привязных ремней 
инструкций и предписаний, где принципиальная открытость для выбора не только 
привлекает, но и отталкивает, пугая своей новизной, сопровождает сферу 
критического рационализма. Это требует иного взгляда на мир, нежели служение 
норме, стандарту.
   Критицизм в общем смысле означает умение рефлексировать в режиме 
отрицательной обратной связи, оборачиваясь на исходные предпосылки, в роли 
которых могут выступать ситуации и события, теории и идеи, утверждения и 
принципы. Критицизм сопряжен с установкой на принципиальное изменение 
собственной позиции, если она оказывается уязвимой под натиском контраргументов.
 «...Всякий критицизм состоит в указании на некоторые противоречия или 
несоответствия, и научный прогресс по большей части состоит в устранении 
противоречий, как только мы обнаруживаем их... Противоречия являются средством, 
при помощи которого наука прогрессирует»10.
  Однако критицизм есть также и готовность к защите и отстаиванию предложенной 
идеи, к нахождению аргументов, ее обосновывающих. Критицизм предполагает как 
диалог, так и «полилог» со множеством участников и многообразной системой 
аргументации. В этом своем качестве он плюралистичен.
  Дж. Соросу принадлежат слова: «Все должно считаться возможным, пока не 
доказано, что это невозможно. Я буду называть это критическим типом мышления»11.
 Осуществление выбора предполагает постоянный процесс критического анализа, а 
не механическое приложение установ-
304

ленных правил. В критическом типе мышления абстракции занимают существенное 
место. И хотя по исходному определению (от латинского) абстракции есть 
отвлечения, извлечения и в этом своем качестве упрощают, а быть может, и 
искажают действительность, они, тем не менее, являются признанным 
инструментарием мышления. Интерпретация абстрактных построений часто создает 
дополнительные проблемы. Разум, отвлекаясь от действительности, пытается 
проникнуть в суть проблем, порожденных «самодостаточной» жизнью абстракций. В 
результате мышление, развиваясь до возможных пределов изощренности, весьма 
далеко отлетает от реальных жизненных проблем и коллизий. Чтобы спуститься на 
грешную землю, критическое мышление должно схватиться за иную интерпретацию 
взаимоотношения абстрактных категорий, претендующую на их максимальную 
адекватность действительности. Благо, что в отличие от догматического 
критический тип мышления признает возможным и допустимым спектр разномастных 
интерпретаций и побуждает к выбору лучшей из доступных альтернатив.
  Качество рациональности как характеристики критицизма предполагает четкое 
определение и осознание цели, действия, результата или процесса взаимодействий. 
Пафос критического рационализма состоит не в том, чтобы противопоставлять его 
эмпиризму. Напротив, именно реальные эмпирические ситуации заслуживают 
пристального внимания при анализе и критике. Критический рационализм 
противопоставляется иррационализму. Стандарты рациональности не одобряют 
расточительных и небрежных по отношению к ресурсам действий индивидов. В основе 
рационального миропонимания полагается оптимальность как функция разума.
  Расширение понятия рациональности можно обнаружить уже у Канта и Гегеля. 
Например, Гегелю принадлежат слова: «Все разумное мы, следовательно, должны 
вместе с тем назвать мистическим, говоря этим лишь то, что оно выходит за 
пределы рассудка, а отнюдь не то, что оно должно рассматриваться вообще как 
недоступное мышлению и непостижимое»12. Как отмечает Поппер, Гегель утверждал, 
что в природе самого разума противоречить самому себе. И не слабость наших 
человеческих способностей, а самая сущность всякой рациональности заставляет 
нас работать с противоречиями и антиномиями. Антиномичность, по Гегелю, — это 
способ, при помощи которого разум развивается.
  В современной ситуации достаточно сложно обсуждать проблему рациональности с 
выходом на ее ключевые дефиниции, так как общепризнанным является факт, что 
рационально ориентированные теории с равным успехом включают в себя элементы 
иной природы — внерациональ-ной, ценностной, идеологической, экзистенциальной, 
стохастической — и подчинены социокультурной детерминации.
  Исходя из анализа М. Вебера, бюрократию также следует понимать как достаточно 
рациональный способ управления обществом. По своему предназначению она обязана 
опираться на букву закона и соблюдать его, А закон, как известно, есть первый 
признак рациональности. Однако критический рационализм потому выступает как 
критический, что он способен критиковать не только формы, не достигшие уровня 
разума, но и