важным результатам, которые могут быть выражены с помощью нетелеологической 
тер-, минологии и которые увеличивают наше научное знание причинных связей 
между биологическими явлениями. <...> Другой аспект обращения к телеологическим 
рассуждениям — их антропоморфный характер. Телеологическое объяснение 
заставляет нас почувствовать, что мы действительно понимаем объясняемое явление,
 так как оно рассматривается в понятиях цели и задачи, с которыми мы знакомы из 
нашего собственного опыта целесообразного поведения»9.
  А вот понимание процедуры объяснения как сведения чего-то незнакомого к 
знакомому, по мнению автора, ошибочно. Ссылка на незнакомые нам гравитационные 
поля представляет собой существенный элемент объяснения. Гемпель уделяет особое 
внимание понятию эмерджентности, используемому для характеристики явлений как 
«новых» и неожиданных в психологическом смысле, и как необъяснимых, 
непредсказуемых — в теоретическом. Однако с ученым можно не согласиться в той 
части его выводов, когда он утверждает, что «эмерджентность какой-либо 
характеристики явления не есть онтологическое свойство самого явления; скорее 
это показатель пределов нашего знания в данное время; следовательно, он имеет 
относительный характер, а не абсолютный»10. На самом деле эмерджентность в 
значении принципиальной непредсказуемости и неопределенности укоренена 
бытийственно. Она может быть понята как неустранимый атрибут универсума, 
который располагает такого рода объектами, сложность которых, а также 
траектория их поведения принципиально непредсказуемы. Они вариативны в весьма 
широких пределах.
  Логико-концептуальное наследие мыслителя богато и еще ждет своего освоения и 
полноценного использования в контексте эпистемологии и философии науки. Для 
современников Гемпель был самым последним,
287

долгое время остававшимся в живых, членом Венского кружка. Он прожил до 92 лет 
и умер от пневмонии.
  Австрийский логик и математик Курт Гедель (1906—1978), занимаясь 
математической логикой, теорией множеств, теорией моделей, пришел к важнейшему 
результату — доказательству неполноты достаточно богатых непротиворечивых 
формальных систем. Он показал, что в таких системах имеются правильно 
построенные предложения, которые в рамках этих систем не могут быть ни доказаны,
 ни опровергнуты. В сокровищнице интеллектуального наследия современников 
оказалась сформулированная им в 1931 г. известная теорема о неполноте. Она 
гласит: если формальная система непротиворечива, то она неполна.
  , Поскольку в любом языке существуют истинные недоказуемые высказывания, то 
вторая его теорема утверждает: если формальная система непротиворечива, то 
невозможно доказать ее непротиворечивость средствами, формализуемыми в этой 
системе. Данные выводы обосновывают принципиальную невозможность полной 
формализации научного знания в целом. Косвенным образом они приводят к 
опровержению и переосмыслению тех основных установок второго этапа философии 
науки, согласно которым научное знание после соответствующих операций очищения 
должно предстать в виде единой унифицированной модели, изложенной средствами 
научного языка.
  В связи с этим весьма интересны комментарии известного математика С. Клини по 
отношению к теореме Геделя. Мы видим, подчеркивал С. Кли-ни, что в формальной 
системе заложена как бы невыговоренная формальными средствами информация, что 
«любая формальная система содержит неразрешимое предположение, выражающее 
значение заранее указанного предиката для аргумента, зависящего от данной 
системы»". Поэтому эта теорема показывает, что формализация не может быть 
полностью выполнена, вследствие чего теорема может считаться первым шагом в 
изучении надформалистичности систем. С другой стороны, посредством данной 
теоремы Геделем проводится «сведение классической логики к интуиционистской»12.
  Э. Нагель видит основной результат теоремы о неполноте в том, что Гедель 
показывает невозможность математического доказательства непротиворечивости 
любой системы, тем самым указывая на некоторую принципиальную ограниченность 
возможностей аксиоматического метода как такового. Он показывает, что система 
PrincipaMathematica, как и всякая иная система, средствами которой можно 
построить арифметику, существенно неполна. Это значит, что для любой данной 
непротиворечивой системы арифметических аксиом имеются истинные арифметические 
предложения, не выводимые из аксиом этой системы. Таким образом, теорема Геделя 
показывает, что никакое расширение арифметической системы не может сделать ее 
полной13.
  Г. Брутян, анализируя теорему К. Геделя, обращает особое внимание на то, что 
«для всякой системы аксиом теории множеств всегда найдутся конкретные 
утверждения, которые верны, но из этой системы аксиом не
288

вытекают. Именно то и утверждает теорема Геделя, и не только в отношении 
аксиоматической арифметики»14.
  Итак, невозможность существования полных формализуемых систем, 
недостаточность математического доказательства и, как следствие, невозможность 
непротиворечивых систем — вот суть революционных выводов теоремы Геделя в 
контексте логики и эпистемологии. В переводе на язык традиционной метафизики 
они лишь подтверждают то, что развитие бесконечно, а универсум как систему 
формализовать полностью, непротиворечивым образом и без остатка нельзя. 
Развитие потенциально обременено новообразованиями, не содержащимися в 
предшествующем континууме.