|
наконец, есть гипотезы, только кажущиеся таковыми, но сводящиеся к определенным
или замаскированным соглашениям. Здесь наш ум может утверждать, так как он
здесь предписывает; но его предписания налагаются на нашу науку, которая без
них была бы невозможна, они не налагаются на природу»'.
• 259
На вопрос «Произвольны ли эти предписания?» Пуанкаре отвечает
категорическим: «Нет; иначе они были бы бесплодны. Опыт представляет нам
свободный выбор, но при этом он руководит нами, помогая выбрать путь наиболее
удобный. Наши предписания, следовательно, подобны предписаниям абсолютного, но
мудрого правителя, который советуется со своим государственным советом».
Условность конвенций, соглашений Пуанкаре подчеркивает всякий раз, отрицая тем
не менее их произвольность, «Мы заключим, — пишет он, — что эти принципы суть
положения условные; но они не произвольны, и если бы мы были перенесены в
другой мир (я называю его неевклидовым миром и стараюсь изобразить его), то мы
остановились бы на других положениях»3.
Научными основаниями, способствующими появлению конвенциализ-ма, стали
различные системы аксиом геометрий Евклида, Лобачевского, Римана. Поскольку
каждая из них согласовывалась с опытом, то возникал вопрос, какая из них
является истинной, т.е. соответствует действительному пространству. А значит,
вставала проблема истолкования достоверности и объективности знания, понимания
истины.
Как подчеркивал Ф. Франк в своей фундаментальной работе «Философия науки»,
формализованная система геометрии ничего не говорит нам о мире физических
экспериментов и состоит из «условных» определений. Это было сформулировано
Пуанкаре, который заявил, что законы геометрии вовсе не являются утверждениями
о реальном мире, а представляют собой произвольные соглашения о том, как
употреблять такие термины, как «прямая линия» и «точка». Данное учение Пуанкаре,
ставшее известным под названием «конвенциализм», вызвало недовольство многих,
поскольку объявило, что постулаты геометрии, которые они рассматривали как
«истинные», суть только соглашения. Ученые, утверждающие истинность геометрии,
подчеркивали, что она чрезвычайно полезна для человека. Этого Пуанкаре не
отрицал, замечая, что существуют полезные и бесполезные соглашения4. Кстати, Д.
Гильберт определял «геометрические термины», ссылаясь на «пространственную
интуицию». Этим он как бы обращался в сторону конвенциализма.
Интеллектуальный путь к конвенциализму основывается на следующих
рассуждениях: «Аксиомы претендуют на существование в нашем мире физических
объектов или на то, что могут быть созданы такие объекты, которые будут
удовлетворять этим аксиомам. Если мы скажем, например, что вместо «прямых
линий» можно подставить «световые лучи»,, то аксиомы становятся «положениями
физики». Если мы хотим проверить, действительно ли треугольн ик из световых
лучей в пустом пространстве имеет сумму углов треугольника, равную прямым углам,
то мы наталкиваемся на особого рода затруднение. Так, если обнаружится, что
сумма углов, о которой идет речь, отличается от двух прямых углов, то этот
результат можно истолковать, сказав, что «дефект» обусловлен не ложностью
евклидовой геометрии, а тем, что лучи отклонились вследствие действия до сего
времени неизвестного закона физики. Если сформулировать проверку справедливости
евклидовой геометрии таким образом, то из этого будет следовать, что не
существует такого экспериментального метода, с помощью которого
260
можно решить, какая геометрия истинна, евклидова или неевклидова. А. Эйнштейн
писал: «По моему мнению, Пуанкаре прав sub alternitatis (с точки зрения
вечности)»5. Для объяснения явлений, которые наблюдаются, действительно
необходима комбинация геометрии и физики.
Доктрина конвенциализма утверждала, что законы механики Ньютона являются
языковыми соглашениями. Первый закон Ньютона гласит: тело, на которое не
действует никакая внешняя сила, движется прямолинейно. Но каким образом мы
можем узнать, что на тело не действует никакая внешняя сила? Таким образом,
первый закон Ньютона становится соглашением о том, как употреблять выражение
«прямолинейное движение». Подобные произвольные соглашения должны быть также и
полезными соглашениями; они вводятся для того, чтобы сделать хорошее описание
явлений движения, которые должны быть сформулированы.
Как же, исходя из конвенциализма, А. Пуанкаре решал проблему объективности?
«Гарантией объективного мира, в котором мы живем, — утверждал он в книге
«Ценность науки», — служит общность этого мира для нас и для других мыслящих
существ». Понятие Объективности сводится к общезначимости, ибо,»что объективно,
то должно быть обще многим умам и, значит, должно иметь способность
передаваться от одного к другому...»6. Определение объективности посредством
общезначимости — во многом спорная позиция. Однако в философию науки как
научную дисциплину перешло требование интерсубъективности.
По своей методологической направленности конвенциализм стремился к
антропологизму, поскольку вводил в ткань научных аргументов зависимость
конвенциальной природы, связанную с выбором, мнением и решением ученого. Это
достаточно очевидно иллюстрируется следующими словами автора: «Если
предложением выражается условное соглашение, то нельзя сказать, что это
выражение верно в собственном смысле слова, так как оно не могло быть верно
помимо моей воли: оно верно лишь потому, что я этого хочу».
Другим признаком антропологизма данного этапа философии науки является
ориентация конвенциализма на пользу и удобство. «Нам скажут, — пишет ученый, —
|
|