стремится к сотрудничеству с наукой, чтобы предложить свои экстраординарные 
способности в качестве объекта
231

исследования. Тем не менее считается, что «наука взялась за поиски 
паранормального мира».
  Размышляя о науке будущего, уместно вспомнить слова К. Шеннона: «Мы знаем 
прошлое, но не можем управлять им. Однако можно управлять будущим, не зная его».
 Действительно, наблюдения за живой природой дают возможность установить 
уникальную способность живой материи к корреляции будущего. Живой организм 
изменяет свое поведение в связи с критическими, экстремальными для него 
ситуациями и состояниями среды. Часто это истолковывается как защитные 
способности биосистем. Но как бы ни были названы подобные явления, механизм их 
действия неразгадан и представляет огромный интерес для науки.
  Точкой соприкосновения эзотериков и ученых становится проблема корреляции 
будущего. Когда эзотерик, используя закон ритма, закон вибрации, закон 
полярности, осуществляет душевную трансмутацию, переводя себя из одного 
эмоционального состояния в другое, он выступает непосредственным оператором 
корреляции временных процессов. Однако его скорее интересуют не безличностные 
временные масштабы всеобщего, а личностно значимые процессы настоящего-будущего.
 Можно сказать, что сфера приложения эзотерических упражнений охватывает только 
область единичного и особенного, оставляя всеобщее на откуп спонтанности 
универсума. Исключение, впрочем, составляет астрология, где высказывается 
претензия на знание космической определенности.
   Когда анализ проблемы предвидения будущего и защитных реакций организма 
переносится в сферу традиционного философского исследования человеческой 
ойкумены, то многочисленные источники, начиная от платоновских диалогов и 
кончая свидетельствами современников, указывают на наличие какого-то 
внутреннего голоса, который, .как правило, удерживает, отклоняет от действия, 
предостерегает или подсказывает. Знаменитая деймония Сократа (подсказки его 
внутреннего голоса) свидетельствует о том, что его всегда сопровождало 
предощущение, подававшее ему знак удержаться от того, что он намеревался 
сделать. В современной науке подобная проблематика существует под условным 
названием проблема интуиции. Она — незваный гость на балу академической науки, 
хотя, исторические факты свидетельствуют в ее пользу. От имени самых именитых 
ученых (возьмем хотя бы фигуру математика и методолога Анри Пуанкаре), роль 
интуиции многократно оценена в превосходной степени.
  Но что есть интуиция? Французский философ А. Бергсон определял интуицию как 
род интеллектуальной симпатии (от греч. — сопереживание, сочувствие), путем 
которой переносятся вглубь предмета, чтобы слиться с тем, что есть в нем 
действительного и невыразимого. И если анализ оперирует с неподвижным, то 
интуиция помещает себя в подвижность. Интуитивизм во всех его аспектах, будь то 
интенция (направленность) или озарение, сохранял примат глубинного созерцания, 
которое раскрывает человеку внутреннюю суть вещей. Так или иначе, но притязание 
интуиции быть полноправным компонентом научного поиска размывает границы 
рациональности и приводит к формуле, когда открытие
232

фиксируется, а путь к нему остается неизвестным. Однако всякое неизвестное, 
всякая тайна и есть плоскость пересечения эзотерики и науки. Ф. Капра уверен, 
что по мере все более глубокого проникновения в тайны природы физика, подобно 
мистике, имеет дело с реальностью, которая не поддается сенсорному познанию; 
как и мистикам, естествоиспытателям приходится сталкиваться с парадоксальной 
стороной нового несенсорного познания. При столкновении с парадоксами 
человеческий разум начинает осознавать свою ограниченность.
  Существует гипотетическая модель интуиции (озарение, инсайт, откровение), в 
которой феномен интуиции определяется целой цепочкой событий: дискурсивный 
поиск подходящего кода — скачкообразный выход на аттрактор кода — считывание 
импульса новой информации — синтез нового текста путем осмысливания полученной 
информации (наложения на нее фильтра).
  Известный логик Я. Хинтикка в статье «Проблема истины в современной 
философии» приходит к нетривиальным выводам: «Семантические идеи могут быть 
переданы лишь невербально, более того, непонятийно. Они опираются на 
невыразимое и необъяснимое допонятийное предзна-ние («Vorwissen»)»6. Логик 
Витгенштейн также был уверен, что семантика в буквальном смысле невыразима. 
Итак, логики компетентно заключают, что смыслы объемнее слов, они содержат в 
себе тайну, недоступную словам.
  Отсюда стремление исследовать в тексте то, что в нем вербально не выражено, 
грозит опасностью «вчитать» в него то, чего в нем нет и быть не могло. Суждения 
об истинности отдаются на откуп переживающему субъекту, способному к потаенному 
ходу подсознания выносить заключения о подлинности понимания и прояснения 
смыслов происходящего. И получается, что наука в ее постнеклассической стадии, 
дойдя до своего предела, делает все возможное для сближения с тем, что всегда 
считалось ненаукой. Общность целей и принципов современной науки и герме-тизма 
поражает даже противников этого сближения.
  Все науки имеют в качестве одной из своих главных функций, а также основных 
задач предсказание. Общие цели науки всегда были связаны с описанием, 
объяснением и предсказанием процессов и явлений действительности на основе 
открываемых ее законов, — читаем мы в энциклопедии. Вместе с тем предсказание — 
это, пожалуй, самое древнейшее средство прельщения нетрадиционным