авосудия», но 

от этого едва ли легче будет тем, кто будет сидеть в них; банкир заменится 
«директором общественных финансов», но разница между ним и чернорабочим 
останется прежняя. На Своде законов напишут: «Свобода, равенство и братство", 
но эта свобода тоже будет недалека от свободы безработного от труда, равенства 
в бесправии и братства, гласящего: «Умри за общественное благо, брат мой!»
      Одним словом, без обобществления самого человека немыслимо подлинное 
обобществление средств и орудий производства. В реальной жизни то и другое 
должно совершаться одновременно и параллельно.
      К этому социально-альтруистическому состоянию ведет история, на это же 
указывает и замена семейной опеки и воспитания общественно-государственным 
воспитанием и заботой,
      Этот переход – первый шаг по пути дальнейшего обобществления человека, 
подготовки его для будущего, более совершенного общества. В этом его значение и 

его важность, в этом же и та положительная сторона, которая побуждает меня 
отрицательно отнестись ко всем тем «охам и вздохам», видящим в замене семейного 

воспитания общественным падение нравов, признак «морального вырождения», — 
«вздохам», которых немало приходится слышать на каждом шагу.
      Другой вопрос уже, что переход этот длинен, требует много сил и времени и 

в эпоху перехода вызывает ряд диких наростов, болезненных опухолей и множество 
жертв. Все это несомненно и верно.
      Но отсюда следует не тот практический вывод, что нужно искажать само 
идеальное задание, а тот, что нужно всеми силами способствовать облегчению 
«муки родов», по возможности безболезненному переходу к новым грядущим формам. 
Говоря словами основателя социологии О. Конта, нужно не отрицание прогресса во 
имя порядка или порядка во имя прогресса, а соединение того и другого: и 
порядка, и прогресса.
      
      Вестн. Моск. университета. 
      Сер. Социология и политология. 
      1997. № 3. С. 65 – 79.
      

      В.Р. Дольник
      
      О БРАЧНЫХ ОТНОШЕНИЯХ (Заметки этолога с вопросом и эпилогом)
      
      
      Вопрос предельно прост и очевиден. В исторический период человечество 
имело иногда одновременно, но в разных местах, четыре системы брачных 
отношений: групповой брак, полигинию (один мужчина и несколько женщин), 
полиандрию (одна женщина и несколько мужчин – большая редкость, существовавшая 
у одного из народов Индокитая) и моногамию (один мужчина и одна женщина); 
последняя в двух формах – пожизненной и допускающей развод. Одиночная семья 
(мать с детьми без отца) встречалась лишь как вкрапление в общества с иными 
системами, если не верить мифам об амазонках. И во всех этих системах люди жили 

по-своему счастливо и не считали, что это противоестественно! 
      К нашему времени полиандрия исчезла, групповой брак сохранился лишь у 
немногих племен, полигиния сильно сократилась, но осталась у миллионов 
мусульман, а моногамия расширилась, однако не пожизненная, а с разводом. 
Одиночная семья тоже стала встречаться чаще. В XIX веке утописты предсказывали 
отмирание семьи и возникновение непожизненных браков по любви с коллективным 
воспитанием детей, но этого не случилось, да и не случится, так как придет в 
противоречие с инстинктивной потребностью детей иметь родителей и с материнским 

(родительским) инстинктом взрослых.
       Существование у человека нескольких брачных систем для биолога 
удивительнее, чем для остальных людей, ибо он знает, что брачная система – 
видовой признак, один вид животных имеет одну какую-то систему (или несколько 
ее вариантов) и никакую другую систему принять не может, она будет 
противоречить его естеству, его инстинктам.
       Так почему же у человечества – единого биологического вида – совершенно 
естественным образом оказалось несколько брачных программ? К размышлению над 
этим вопросом я и приглашаю читателей.
       Но чтобы мы с вами, читатель, могли сотрудничать, вам нужно усвоить 
главные методы сравнительной этологии. Например, если вы узнаете, что самцы 
кузнечиков поют, чтобы привлечь самок, а те идут на их песню и (при возможности 

выбора) предпочитают поющего громче, чаще и точнее воспроизводящего видовую 
песню и что точно так же привлекают пением самок соловьи, а самки тоже 
предпочитают громче, чаще и точнее поющего, то вы должны сказать, что у этих 
двух видов сходные инстинктивные программы возникли на разной генетической 
основе, независимо (то есть конвергентно), они не унаследованы от общего предка,

 ибо общие предки у них были на уровне червей, а черви не издают звуков. Это 
такая же конвергенция, как и наличие у них крыльев или органов слуха, или 
органов издавания звуков, тоже сходных по решаемой задаче, но независимых по 
происхождению.
      Если вы узнаете, что своеобразным пением призывают самок самцы гиббонов, 
близкий к человекообразным вид прима