ения брака и его расторжения и т.д., указывающих на 

тот же факт постепенного распада семьи, но я ограничусь сказанным.
      Думаю, что и из изложенного довольно отчетливо вырисовывается факт 
семейного распыления. В обоих своих видах семейная свиязь — и как половой союз 
мужа и жены, и как союз родителей и детей — всё более и более слабнет и 
разлетается. Семья теряет одну за другой из своих функций и превращается их 
цельного слитка во асе более и более худеющую, уменьшающуюся и разваливающуюся 
семейную храмину.
      Излюбленное до сих пор сведение причин к какому-нибудь одному фактору 
напоминает мне Лесажевского доктора, лечившего все болезни водой. Как видно уже 

из самого описания «симптоматических» признаков разложения семьи, здесь 
действуют многие факторы или силы, и это разложение зависит от многих причин: и 

от плотности населения, и от экономики, и от уклада жизни (деревня и город), и 
от роста свободы личности и развития индивидуализма, и от падения старых 
религиозных верований и т.д. и т.д. Все они в своей совокупности ведут семью к 
новым формам; но точно разделить их, формулировать их взаимоотношение — задача 
весьма сложная и невыполнимая в пределах данной статьи.
      Не та или иная агитация, а весь уклад современной жизни ведет к распаду 
семьи, и остановить последний — значит изменить в корне всю организацию 
современного общества и вернуть ее на несколько веков назад — задача очевидно 
невозможная.
      Наряду с этим причинным объяснением вполне законно может встать другой 
вопрос: А что же дальше? Какая форма семьи идет на смену отживающей? Следует ли 

бороться с этим распадом или нужно приветствовать  его?
      Трудно ответить на эти вопросы. Ответ должен быть серьезный, глубокий, 
обоснованный. А для него нет еще ни данных, ни материала, ни достаточного опыта.


      Около 30 лет тому назад Г.Спенсер отметил уже начинающийся факт 
разложения семьи и ставил вопрос: «Представляют ли эти попытки дезинтеграции 
(разложения) семьи необходимые ступени нормального прогресса? Можно ли ожидать 
и желательно ли, чтобы семья совершенно разложилась?» На эти вопросы он отвечал 

отрицательно и с точки зрения возможности и желательности. Он думал, что 
процесс разложения семьи остановится. «Я не только не ожидаю, чтобы 
дезинтеграция (разложение) семьи могла пойти еще дальше, но, напротив того, 
имею данные подозревать, – писал он, – что она уже зашла слишком далеко... и мы 

должны ожидать теперь движения по обратному направлению и, вероятно, семья, 
состоящая из родителей и детей, восстановится снова и даже подвергнется 
дальнейшей интеграции (сплочению)»3.
      Кик видно из сказанного, действительность пока не оправдывает 
предположений Г.Спенсера. Разложение не остановилось, а чем дальше, тем идет 
быстрее и, по-видимому, в таком же направлении пойдет и в будущем. Конечно, оно 

не ведет к гибели семьи вообще. Семья, как союз супругов и как союз родителей и 

детей, вероятно, останется, но формы их будут иными.
      Указанный процесс рассасывания семьи, с оборотной стороны дела, означает 
процесс освобождения личности из пеленок семейного крова и перехода се в 
широкое море общечеловечности. Опять-таки отдавая и здесь должное заслугам 
семьи, воспитывавшей и укреплявшей в течение веков альтруистические чувства, 
нельзя в то же время не указать, что в настоящее время к человеку предъявляются 

уже более высокие требования в отношении альтруизма и мотивов его поведения. До 

сих пор основным побуждением социально полезного повеления человека была семья 
и ее интересы. Человек достаточно прилично работал, прилично вел себя, 
побуждаемый добрым именем семьи и в целях ее обеспечения.
      Когда-то, в отдаленной древности, таким мотивом социально полезного 
поведения были кнут и беспощадные наказания (эпоха рабства). Чтобы получить и 
добыть от человека необходимое общественно полезное поведение (работу, 
сохранение добрых нравов добросовестное исполнение своих обязанностей и т.д.), 
применялись беспощадные наказания. Чтобы раб работал — сзади его стоял 
надсмотрщик и при малейшей лености бил его кнутом, побуждая его работать и 
говорить: «Есть некто позади тебя», подобно тому как бьем мы теперь лошадь, 
понукая ее бежать быстрее. Недаром же египетские папирусы говорят: «Послушание 
молодого человека на его спине» (по которой били) или «Человек имеет спину и 
слушает того, кто его бьет».
      То же мы видим и всюду. Чтобы доктора и архитекторы добросовестно 
исполняли свою задачу, закон гласил: «Если доктор лечил раненого и человек этот 

умер — пусть ему отрежут руку», «Если открыл бельмо и испортил глаз — пусть ему 

отрежут руку», «если архитектор строил дом и построенный развалился и убил 
хозяина – архитектор присуждается к смерти» (законы Гамураби). То же видим мы и 

во всех сторонах общественной жизни в древности и читаем подобные статьи во 
всех древних законах. Наказания и награды – вот что было двигателем в древности,

 побуждавшим человека вести се