з которого следует, что последний уже заранее знал о предстоящем 
кризисе. Это письмо было доставлено ему довольно необычным путем.
Однажды он пытался переговорить с Е.П.Б. на интересующую его тему.
— А почему бы вам не спросить об этом Учителя? – сказала она, выслушав его 
сбивчивый рассказ. – Я полагаю, что вам ответят.
Она помолчала несколько секунд и добавила:
—Разве вы не чувствуете его присутствия? Я – чувствую. Вот сейчас, например, 
убеждена, что он что-то пишет.
Доктор Гартман был уверен в том, что и сам он чувствует присутствие Учителя; 
иногда он почти мог разглядеть его лицо. Он уже собирался сказать об этом, как 
вдруг в комнату вошла мадам Куломб.
Ему совершенно не нравилась манера этой женщины всякий раз неожиданно 
появляться там, где ей вздумается, нимало не заботясь о том, что она может 
прервать чей-нибудь приватный разговор. Он не мог с уверенностью сказать, что 
она не подслушивала их, однако по ее виду можно было догадаться, что она очень 
спешила и, похоже, никак не могла подслушивать его разговор с Е.П.Б.
— Мадам, – сказала она, – мне нужны щипцы, я нигде не могу их найти. У вас их 
случайно нет?
—У меня? – удивилась Е.П.Б. – А на что они мне?
Доктор Гартман совсем уж было собрался оставить мадам Куломб наедине с ее 
поисками щипцов, как вдруг у него само собой вырвалось:
—У меня в столе есть щипцы, я сейчас их вам принесу.
Сам удивляясь своему порыву, он отправился к себе в комнату и выдвинул ящик 
стола. Там лежали щипцы и другие инструменты. Все свои бумаги он убрал из этого 
ящика еще вчера вечером, так что в нем не могло быть ничего, даже отдаленно 
напоминающего какое-либо письмо.
Он взял щипцы и уже совсем было собрался закрыть ящик, как вдруг заметил 
большой конверт. Он был подписан почерком Учителя, и на печати тоже были 
заметны его инициалы, выполненные в тибетском стиле. Письмо было адресовано 
самому Гартману.
Он торопливо вскрыл конверт и пробежал глазами по строчкам. Это было длинное и 
очень доброе письмо, посвященное как раз тем вопросам, которые он собирался 
обсудить с Е.П.Б.
"Итак, если я вообще что-то знаю, – писал он впоследствии, – так это то, что, 
когда я открыл ящик, никакого письма в тот момент там не было, и в комнате тоже 
никого не было. Это письмо ... должно было быть написано, запечатано и положено 
в ящик не более чем за четыре минуты, хотя на следующий день его копирование 
отняло у меня ровно сорок минут..."*10
Доктор Гартман вернулся в комнату Е.П.Б. и принес щипцы для мадам Куломб. Она 
пробормотала что-то в ответ, что должно было означать "Благодарю!", и удалилась.
 Гартман показал Е.П.Б. конверт и рассказал о том, где он нашел его.
— Я еще не успел как следует прочесть его, – сказал он, – однако, насколько я 
понял, Учитель говорит о "различных неожиданных проблемах", которые, как он 
предвидит, вскоре должны возникнуть. Я начинаю думать, что вам и полковнику 
Олкотту не следовало бы сейчас уезжать.
Е.П.Б. улыбнулась и покачала головой.
—Насколько мне известно, неожиданные проблемы всегда возникают неожиданно. Если 
бы мы могли их предвидеть, то они и возникнуть не успели бы.
— И все же, – задумчиво сказала она, – это и в самом деле должны быть довольно 
серьезные проблемы, раз уж Босс говорит о них... Ну что ж, и я и Олкотт – мы 
оба очень благодарны вам за то, что вы согласились взять на себя такую большую 
ответственность на время нашего отсутствия.
— Получив такое ободрение, какое содержится в этом письме, – ответил он, – я 
счел бы себя трусом, если бы отказался.
— Я хочу сказать вам, чтобы вы без стеснения пользовались моими комнатами, моим 
рабочим столом и моей библиотекой, когда пожелаете, – с нежностью сказала Е.П.Б.

— Это очень любезно с вашей стороны, – ответил он. – Думаю, что когда-нибудь 
воспользуюсь вашим предложением.
Впоследствии Гартман не раз вспомнил об этом предложении, когда пришло время 
воспользоваться им на практике.
Гартман и еще несколько человек, включая и мадам Куломб, поехали в Бомбей 
вместе с полковником Олкоттом, Е.П.Б., Мохини Чаттерджи и преданным слугой 
Бабулой, чтобы проводить их и пожелать им bon voyage11.
Доктора очень удивило то, что мадам Куломб было позволено поехать с ними, но 
вскоре он догадался, что ей удалось упросить об этом Е.П.Б.; видно, сказать 
"да" для Е.П.Б. оказалось проще, чем "нет", тем более что во время отъезда из 
Адьяра Е.П.Б. выглядела очень взвинченной и усталой.
По пути в Бомбей они заехали ненадолго в гости к князю Харисингхджи, и, как 
оказалось, мадам Куломб во время этого визита нашла возможность напомнить князю 
о его "обещании". Но на этот раз об этом стало известно Е.П.Б., и она "без 
всяких церемоний положила конец этому делу"12.
Мадам Куломб хотя и смогла подавить в себе вспыхнувшую ярость, но не настолько, 
чтобы полностью скрыть ее. Однако при прощании она не скупилась на выражения 
преданности и любви к Е.П.Б.
— Я буду хранить все ваши вещи как зеницу ока, – сказала она, прикладывая к 
глазам носовой платок и весьма реалистично хлюпая носом. – Даже не знаю, как я 
смогу пережить такую долгую разлуку с Вами.
— Думаю, что сможете, – не слишком ласково ответила ей Е.П.Б., пристально глядя 
ей в глаза. – Если возникнут какие-нибудь сложности, вы всегда можете 
рассчитывать на поддержку Контрольного Совета.
Мадам Куломб опустила глаза – так она всегда поступала, когда хотела скрыть 
свои истинные чувства от окружающих. Руки ее дрожали, однако она так и не 
произнесла ни слова до тех пор, пока Е.П.Б. не ушла. Рядом с ней оставал