р, третью – Браун, а четвертую поделили между собой 
Найду и Нараянсвами. Эта подробность сообщается здесь потому, что впоследствии 
она будет необходима для описания происшедшего в этом бунгало странного события.

Тем временем Олкотт подолгу гостил во дворце Махараджи. Как оказалось, 
благодаря несложным месмерическим пассам, которые он практиковал ежедневно, и 
своим полезным советам, Олкотт действительно смог принести некоторое облегчение 
страдающему человеку. При дворе он познакомился со многими чиновниками, в том 
числе с премьер-министром и с Верховным судьей. Последний даже заглянул однажды 
вечером в бунгало, чтобы поговорить с товарищами Олкотта, и во время их 
приятной беседы упомянул о том, что Махараджа настолько доволен Олкоттом, что 
готов дать ему все, что бы тот не попросил. Сам Олкотт "воспринял эти слова, 
как должное", однако после ухода Верховного судьи Браун, немного поколебавшись, 
неожиданно спросил:
— Если Махарадже для вас ничего не жалко, то, как вы думаете, согласится ли он 
назначить меня на должность судьи?
В первые мгновения Олкотт просто недоуменно смотрел на него, будучи не в 
состоянии произнести ни слова. Когда он наконец обрел дар речи, то смог сказать 
только одно слово: "Что?!" Затем, полностью придя в себя, он резко ответил 
Брауну:
—Я полагал, что вы прибыли сюда для того, чтобы посвятить себя бескорыстному 
служению Теософии.
— Да, конечно, – несколько смущенно сказал Браун, – но ведь надо же подумать и 
о будущем.
— Будущее! – взорвался Олкотт. – Я ведь предупреждал вас в письме, что эта 
работа не даст вам ничего, кроме возможности проявить самопожертвование. 
Удивительно, что Учитель при этом
удостоил вас своим визитом; позволю себе напомнить вам, что даже более старые 
члены Общества далеко не все удостоились этой чести. Вы же готовы оставить свою 
работу при первой подвернувшейся возможности и к тому же хотите занять 
должность, которой вы, возможно, совершенно не соответствуете. Я удивляюсь вам, 
Браун!
Молодой человек ничего не ответил, казалось, уже сожалея о своей опрометчивой 
просьбе.
— Если Махараджа действительно уважает меня, – продолжал между тем Олкотт, – то 
только потому, что знает, что я никогда не попрошу у него никаких подарков и 
никаких услуг для себя, либо для своих личных друзей.
Браун знал, что Олкотт отказался принять подарки в виде дорогой одежды и 
солидной суммы денег, которые Махараджа предлагал ему сразу по прибытии. 
Махараджа предлагал свои дары так же настойчиво, как настойчиво Олкотт от них 
отказывался. В конце концов они пришли к компромиссному соглашению, и Олкотт 
согласился принять подарки, включая и сумму в 500 рупий, но не для себя, а для 
Теософского Общества. Поэтому Браун смог пробормотать только несколько слов в 
подтверждение правоты Олкотта и не сказал более ничего. Инцидент был на этом 
исчерпан. Однако в своем дневнике Олкотт записал: "... я раз и навсегда 
убедился в том, какова его истинная натура, и последующая его карьера 
подтвердила правильность моих предположений"11.
А вслед за этим произошло событие, заставившее Олкотта пережить несколько, 
пожалуй, самых беспокойных часов в своей жизни.
Проснувшись утром 25 ноября, Олкотт обнаружил, что Дамодар исчез. Причем не 
было никаких следов, которые могли бы указать, когда и куда он ушел и вернется 
ли обратно. Олкотт обыскал все четыре сообщающиеся комнаты бунгало, но там 
никого не было, так как прочие его спутники отправились купаться на реку.
Увидев во дворе слугу, Олкотт подозвал его. Им было непросто понять друг друга, 
однако, в конце концов, Олкотт узнал, что молодой человек ушел куда-то один, 
еще на заре, и не оставил никаких сообщений.
Окончательно сбитый с толку, Полковник вернулся в свою комнату. Там на столе 
лежала записка от Учителя, в которой он сообщал, что беспокоиться о парне не 
стоит, так как он находится под его (К.Х.) защитой. Однако о времени его 
предполагаемого возвращения не было сказано ни слова. Полковник не слышал 
никакого шума, да и комнаты он осмотрел совсем недавно; так что он не имел ни 
малейшего представления о том, кто и как мог положить эту записку на стол.
Вслед за этим, повинуясь какому-то необъяснимому импульсу, он перенес вещи и 
постельные принадлежности Дамодара к себе в комнату и спрятал их под своей 
койкой. После чего он отправил Е.П.Б. телеграмму:
"Учитель забрал Дамодара, вернуть не обещал"12.
Е.П.Б. получила эту телеграмму в Адьяре в 10.15 утра; но Учитель уже успел 
добавить свою фразу написанному Олкоттом тексту: "Мы его вернем. К.Х."
Вскоре Олкотт обнаружил на столе еще одну записку. Она была от Дамодара. 
Прочитав ее, Олкотт тут же шлет вторую телеграмму Е.П.Б.:
"Дамодар ушел на рассвете, около восьми часов. Нашел на своем столе письма от 
него и Кут Хуми. Ничего не сказано о том, вернется ли он. Дамодар пока 
прощается с нами, но говорит, что братья-теософы должны порадоваться тому, что 
благословенные Учителя обратили на него внимание и призвали его к себе. В 
последнее время наш дорогой мальчик достиг невероятных успехов. Хуни13 просил 
меня ждать дальнейших указаний"14.
В тот же вечер Олкотт получил ответ Е.П.Б. Она сообщала, что Учитель К.Х. 
обещал вернуть Дамодара, и добавляла также, что до этого времени никто более не 
должен прикасаться к его вещам, и в особенности – к его постели.
"Что же это было, – удивлялся Полковник, – телепатия, или что-то иное?" Ведь 
заставило же его что-то именно так и поступить сразу же после того, как исчез 
Дамодар. О