екоторые детали он просто не обратил 
внимания.
Компания гостила в Лахоре три дня. Олкотт и Браун жили в одной палатке, 
разделенной пополам перегородкой. Ночью 19 ноября Олкотт проснулся, 
почувствовав прикосновение чьей-то руки. Сильно встревоженный тем, что, будучи 
за городом, они не могут рассчитывать на помощь лахорской полиции, он схватил 
"злодея" за предплечье и спросил на хиндустани, кто он такой и что он здесь 
делает.
— Вы не узнали меня? – раздался мягкий, нежный голос. – Вы меня не помните?
Учитель К.Х.! Полковник был настолько ошарашен, что готов был вскочить с 
постели и повалиться ниц перед своим гостем.
"Но его рука и голос успокоили меня, – написал он в своем дневнике, – После 
обмена несколькими фразами он взял меня за левую руку, вложил в мою ладонь 
пальцы своей правой руки и стоял так молча возле моей постели. В свете стоявшей 
за его спиной на крышке сундука лампы я мог видеть его божественное и доброе 
лицо".
Тут же Олкотт ощутил, что в его руке появляется нечто мягкое. Затем Учитель 
дотронулся до его лба, пробормотав слова благословения, и удалился за 
перегородку на половину Брауна.
"Когда я, наконец, пришел в себя, – писал Олкотт, – я обнаружил, что сжимаю в 
руке сложенное письмо, перевязанное шелковой ленточкой... Это, как выяснилось, 
было письмо личного характера; помимо всего прочего в нем была предсказана 
скорая смерть двух весьма активных тогда противников Теософского Общества"10. 
Эти пророчества вскоре сбылись.
В письме говорилось также о визите Махатмы М. к Олкотту, когда последний жил 
еще в Нью-Йорке. Во время этого визита Махатма оставил у Полковника свой тюрбан,
 в доказательство того, что он действительно побывал у него в комнате.
"Будучи в Нью-Йорке, – писал К.Х., – Вы требовали убедительных доказательств 
того, что его визит к Вам не был просто Майей, и он предоставил Вам такое 
доказательство. Я предоставляю Вам еще одно доказательство, хотя Вы об этом и 
не просили; хотя я исчез также неожиданно, как и появился, это письмо будет 
напоминать Вам о том, что наша встреча действительно состоялась. Теперь я 
намерен проверить интуицию м-ра Брауна. Завтра ночью, когда весь лагерь уснет и 
наиболее неприятные для меня импульсы, исходящие от Ваших спутников, иссякнут, 
я снова навещу Вас для более основательной беседы, так как необходимо 
предупредить Вас заранее о некоторых вещах, которые произойдут в скором 
будущем".
В руку Брауна Учитель тоже вложил письмо. Молодой человек впоследствии описал 
этот случай в своем памфлете под названием "Моя жизнь".
"... Я проснулся от того, что почувствовал чье-то присутствие в своей палатке. 
Услышал чей-то голос, обращавшийся ко мне, и обнаружил у себя в руке письмо и 
шелковый платок. Я помню, что письмо и платок были вложены в мою руку необычным 
образом – они как бы появились "из ничего". Я почувствовал прилив "магнетизма", 
и вдруг! они "материализовались". Я встаю с постели, чтобы прочесть письмо и 
рассмотреть как следует платок. Но мой гость уже исчез. Платок сделан из 
тончайшего белого шелка; на нем вышиты инициалы "К.Х.". Текст письма голубого 
цвета. Почерк довольно отчетливый".
Следующим вечером, около 10 часов, Дамодар и Браун сидели в палатке вместе с 
Олкоттом, дожидаясь обещанного визита Учителя. Сперва появился чела и кивнул 
Дамодару. А вскоре появился и сам Махатма К.Х. Олкотт и Браун остались сидеть, 
а Дамодар поговорил о чем-то с Учителем, после чего опять вернулся в палатку. 
Олкотт уже начал сомневаться, состоится ли вообще их разговор с Учителем, но 
затем (судя по записям в его дневнике) все тот же чела, который вызвал из 
палатки Дамодара, вновь отодвинул занавес, закрывавший вход в палатку, и сделал 
знак Олкотту, указывая на фигуру Учителя, ждавшего "посреди озаренной звездным 
светом поляны".
"Я направился к нему, – писал Олкотт, – мы удалились в уединенное место в 
стороне от лагеря, где нам никто не мог бы помешать, и он около получаса 
рассказывал мне о том, что должны знать только он и я, так как эта страница 
истории Т.О. давно уже стала делом прошлого". И далее:
"В ту августовскую встречу мой гость сказал, что пришел ко мне, руководствуясь 
не только своими собственными желаниями (хотя он был рад встретиться со мною 
лично), но и указанием гораздо более высокопоставленного лица, которому стало 
известно о моей преданности и потому он пожелал еще более укрепить мою 
уверенность. И не было никаких чудес, никаких магических кругов на земле, 
никаких воскурений вокруг, которые горели бы ровным голубым светом; был обычный 
разговор двух человек – встреча и расставание по окончанию разговора".
На следующий день лагерь был свернут, и вся компания отправилась из Лахора в 
Джамму, где находилась нижняя столица кашмирского Махараджи, о приглашении 
которого Олкотт говорил Е.П.Б. Путешественников поначалу разместили на 
роскошном постоялом дворе, где они были встречены "армией слуг". Однако мысль о 
том, что весть о прибытии по приглашению Махараджи европейского доктора, 
остановившегося по соседству, привлечет к нему внимание его "драгоценных 
темнокожих коллег, которые наверняка будут награждать ... 
презрительно-снисходительными взглядами", чего он никак не смог бы вынести, 
заставила Олкотта просить о предоставлении ему и его спутникам какого-нибудь 
небольшого бунгало, что и было сделано.
Бунгало состояло из четырех сообщающихся комнат. Одну комнату занял полковник 
Олкотт, вторую – Дамод