ошено на его (Хьюма) стол Джуал 
Кулом... – это был стопроцентный феномен, так что оснований для недовольства у 
Хьюма не было".
Прочие письма были доставлены другими способами, однако "какими бы заурядными 
ни были способы их доставки, попасть из Тибета в Индию они могли только 
феноменальным путем. Впрочем, Хьюм на это, похоже, не обратил внимания".
А причиной, вызвавшей "поток стенаний" Учителя, стал, отчасти, Эдмунд Ферн. 
Учитель К.Х. считал, что в этом повинны как Махатма М., который это допустил, 
так и бедняга Ферн, "который просто не смог этого предотвратить... Парня 
заставили пойти на сознательный обман не столько его не слишком правильные 
представления о морали, сколько постоянные оскорбления со стороны Хьюма, его 
подозрительное отношение, его неуважение, которое Ферн ощущал на себе как во 
время досуга, так и во время работы"44.
Ферн, очевидно, проживал в резиденции Хьюмов, и потому трения между ним и его 
работодателем происходили постоянно. Хьюм даже и не пытался скрывать свое 
раздражение, и Ферн, который постепенно все более убеждал себя в своей 
избранности, использовал этот предлог в качестве ответа на то пренебрежение и 
придирки, которыми неизменно награждал его Хьюм.
Однажды ранним утром, когда семейство Хьюмов еще не пробудилось от сна, чела К.
Х. принес в дом письмо для Хьюма. Он вручил его Ферну с указанием немедленно 
вручить его адресату.
Ферн принял письмо, досадуя на то, что его используют как посыльного. Когда он 
закрыл дверь вслед за ушедшим чела, сверху до него донеслись звуки, указывающие 
на то, что семейство уже собиралось спускаться к завтраку. Не желая, чтобы его 
застали с письмом в руках, он поспешил в столовую и бросил письмо на стол. И 
тут у него возникла потрясающая идея. А почему бы не заставить своего 
высокомерного работодателя слегка поломать себе голову? Ему как раз хватило 
времени для того, чтобы вложить письмо в сложенную салфетку Хьюма и, как ни в 
чем не бывало, занять свое место за спинкой его стула.
Семья расселась за столом как обычно, не проронив ни слова. Хьюм взял со стола 
свою салфетку и встряхнул ее. Письмо, конечно же, упало на пол. Могги 
вскрикнула, будучи не в состоянии совладать со своим суеверным страхом.
— О, Господи! Что это было?
Хьюм был скорее удивлен и обрадован, чем озадачен. Он уже собирался нагнуться и 
поднять письмо, но тут вновь напомнило о себе его вечно подозрительное 
отношение к своему секретарю. Он обернулся к молодому человеку и спросил, как 
всегда с раздражением, которое ему никак не удавалось скрывать:
— Это вы положили сюда письмо, Ферн?
Молодой человек был напуган, однако, спустя мгновение, едва смог подавить в 
себе вздох облегчения. "Это меня спасает, – подумал он, – ведь не я же положил 
это письмо сюда – на пол, где оно сейчас лежит. Вот если бы он спросил меня, не 
я ли подложил письмо в салфетку!.."
— Нет, сэр, – ответил он, смешавшись. – Я не клал его туда.
Вдруг перед ним возникло видение Махатмы М., но его тут же вытеснило чувство 
глубокого удовлетворения от того, что ему, как он сам думал, удалось избежать 
прямой лжи. То, что он, возможно, обманывает сам себя, ему даже не пришло в 
голову. Он испытывал, скорее, чувство удовлетворения, так как он уже давно 
мечтал о том, чтобы посадить в лужу своего работодателя. И вот такая 
возможность сама шла к нему в руки!
Обо всем этом Учитель написал Синнетту45.
"Несомненно то, что хоть раз, но Ваш друг (Хьюм) все же был обманут, – говорил 
Учитель, – и я отдал бы что угодно, лишь бы вернуть назад это событие, или 
чтобы на месте моего письма оказалось чье-нибудь другое. М. говорит, что дает 
мне carte blanche на то, чтобы я сообщал Вам все, что мне вздумается, но Хьюму 
он мне не позволит сказать ни слова; и Вам он тоже никогда не простит (это он 
сам говорил), если Вы вмешаетесь в естественный ход событий, ведущих к 
наказанию Хьюма. Вряд ли разумно обвинять Ферна в том, что он полагает, что раз 
цель достигнута, то подробности не имеют значения, – его так воспитали: главное 
– это успех Дела. А в случае с Хьюмом его основным, да пожалуй и единственным 
побудительным мотивом был bona fide46. "Эгоцентричный филантроп" – вот его 
портрет в полный рост".
Учитель К.Х. привел еще несколько примеров чванства и двуличности Ферна и 
сообщил, что ему в конце концов удалось вывести его "чересчур индифферентного 
Брата из состояния апатии", и тот отправил Ферну телеграмму*47.
Махатма К.Х. говорил, что сам себе он строго-настрого запретил каким-либо 
образом вмешиваться в это дело, чтобы ни случилось. И Синнетту он предлагал 
сперва хорошо подумать, прежде чем решить, показывать ли Хьюму то письмо, 
которое он передал ему на рассмотрение.
"Уж лучше спрячьте его пока, чтобы предъявить Хьюму когда-нибудь в случае 
необходимости, как доказательство того, что по крайней мере во мне он может 
быть уверен, что я никогда не допущу, чтобы кто-либо, далее мой враг, был 
побежден нечестным путем".
"Но самое главное, мой добрый и преданный друг, – писал Учителе – не допустите, 
чтобы у Вас сложилось превратное мнение об истинном положении нашего Великого 
Братства. Каким бы туманным и извилистым ни казался Вашему западному уму тот 
путь, по которому ищущие продвигаются к великому Свету, Вы – первый же и 
одобрите его, когда Вам станет известно все... В психологическом плане Ферн – 
самый эксцентричный субъект из всех, с кем я когда-либо встречался. Внутри него 
– жемчужина, но она прочно и надежно сокрыта створками малопривлекательной 
устричной раковины48. Сразу разбить эту раковину мы не можем; но и 
разбрасываться жемчужинами мы тоже не можем себе позволить... Защищая себя, 
защитите и