диктованное Дамодару, 
написано накануне его отъезда, и следует ли указать Хьюму на ошибки, допущенные 
в письме этим молодым чела, чтобы тот не понял бы некоторые утверждения 
превратно и не обвинил бы, как говорил Махатма М., Махатму К.Х. в "невежестве".
"Я бы не хотел, чтобы даже ветер услышал сейчас хотя бы одно слово, 
направленное против того, кто сейчас спит, даже если это слово будет сказано 
шепотом"11, – писал Махатма М.
Эта фраза убедила Синнетта в том, что между Махатмой М. и более молодым 
Учителем К.Х. существуют необыкновенные и прекрасные отношения.
В относительно длинном письме12, последовавшем за этими записками, Махатма М. 
рассказал о просьбе его "Брата" "последить за его работой" в его отсутствие и 
добавил:
"В тот момент я готов был пообещать ему все, что угодно! В определенном месте, 
скрытом от посторонних, есть пропасть, через которую перекинут только шаткий 
мостик, сплетенный из травы, а на дне пропасти – бушующий поток. Самые храбрые 
члены Ваших альпийских клубов и то вряд ли бы решились через нее переправиться, 
потому что мост висит над пропастью как паутинка и кажется абсолютно ненадежным 
и непроходимым. Однако это не так, – и тот, кто решится пройти через это 
испытание и выдержит его с честью (а это удастся лишь тому, кто действительно 
этого достоин), тот попадет в ущелье неописуемой красоты – в одно из наших мест,
 где живут некоторые наши люди, и о котором нет никаких упоминаний у 
европейских географов. На расстоянии брошенного камня от старого ламаистского 
монастыря стоит старая башня, из недр которой вышли уже многие поколения 
Бодхисаттв13. Именно там сейчас обрел свой покой Ваш безжизненный друг - мой 
брат, свет души моей, которому я клятвенно обещал проследить во время его 
отсутствия за его работой"14.
Значительная часть длинного письма была посвящена Хьюму. Это была одна из 
наиболее честных и объективных – и в силу этого наиболее разгромная – 
характеристик этого английского джентльмена из всех, имеющихся в "Письмах". И 
что самое главное, Махатма, несомненно, желал, чтобы она была доведена до 
сведения самого Хьюма.
"М-р Хьюм думает и говорит обо мне так, что понять логику его мысли можно лишь 
зная, к чему он стремится, предлагая обращаться ко мне за философскими 
наставлениями, – писал Махатма. – Его неуважение волнует меня не более, чем его 
волновало бы мое недовольство. Но за его внешней неприветливостью я в петой 
мере могу разглядеть чистоту его намерений, его способности и его потенциальную 
ценность... я всегда рад помочь ему, но не собираюсь ни льстить ему, ни спорить 
с ним"15.
Синнетт пришел к выводу, что это письмо Махатмы М. написано гораздо лучше, чем 
все предыдущие; он предположил, что Махатме пришлось потрудиться над ним 
намного серьезнее или же обратиться к кому-нибудь за помощью при его написании, 
так как, возможно, он считал это письмо очень важным для их будущей работы.
Немного дальше в том же письме Махатма сообщал о себе: "Я не такой большой 
грамотей, сахибы, как мой благословенный брат"16 и далее повторял довольно 
печальное замечание К.Х., касавшееся сложности общения с англичанами:
"За несколько дней перед тем как оставить нас, Кут Хуми сказал мне следующее: 
'Меня утомили и измучили эти бесконечные споры. Чем больше я стараюсь объяснить 
им обоим, какие обстоятельства довлеют над нами и создают множество препятствий 
для нашего свободного общения, тем меньше они меня понимают! Даже при самых 
благоприятных обстоятельствах результаты этой переписки будут 
неудовлетворительными, а иногда и просто убийственно плохими, поскольку ни на 
какие ограничения в общении... они не согласны. Похоже, что мы просто кричим 
друг другу - "Ау!", стоя по разные стороны непроходимой пропасти, причем только 
один из нас видит своего собеседника. По сути дела, во всей психической природе 
нет пропасти более непроходимой и непреодолимой для путешественника, чем та 
духовная пропасть, которая отделяет их от меня'"17.
А собственно о Хьюме Махатма сказал:
"Он гордится тем, что на него никогда не нисходил "дух благоговейного 
отношения" ни к чему, кроме как к его собственным абстрактным идеалам. Нам это 
хорошо известно. Он и не мог никогда с благоговением относиться ни к кому и ни 
к чему, так как все благоговение, на которое он способен, сосредоточено на его 
собственном "я""18.
Однако, в противовес этой строгой критике, Махатма отмечал также:
"Никогда еще воздухом Гималаев не дышал более честный, искренний и добрый 
человек. Мне известны некоторые его поступки, о которых ничего не знают даже 
его жена и члены его семьи, – они настолько благородны, добры и возвышенны, что 
даже его собственная гордость, похоже, не в состоянии полностью постичь их 
значение... но я вынужден сказать ему правду: если эта сторона его характера 
заслуживает только восхищения, то его гордость никак не может вызвать моего 
одобрения, на которое, опять-таки, м-ру Хьюму глубоко наплевать, что, в свою 
очередь, и меня заботит так же мало ... Его также невозможно убедить в том, что 
кто-либо из живущих на этой Земле людей может знать что-либо, о чем ОН уже не 
имел бы представления и уже не составил бы своего собственного мнения, 
превосходящего все прочие"19.
Это характеризовало его как нельзя лучше. Далее Махатма напоминал Синнетту, что 
всегда отвечал на все его письма. Англичанин вновь пытался убедить Махатму в 
том, что феномены могли бы стать очень полезным средством убеждения других 
людей в существовании Братства, в ответ на что Махатма заявил:
"... в чем Вы заблуждаетесь и всегда будете заблуждаться, дорогой сэр, так это 
в Вашей убежденности в том, что феномены могут стат