покажет нам письмо, полученное им от Махатмы.
На следующее утро Синнетт переслал послание Махатмы Хьюму, заметив также, что 
ему хотелось бы услышать его мнение об этом письме. Хьюм вернул его очень скоро,
 резко критикуя при этом Братство за нежелание направить к ним какого-нибудь 
представителя их Ордена для прямого контакта с предполагаемым новым отделением 
Общества, без посредничества нынешних его руководителей.
Он также вложил в конверт и свое, полученное от Махатмы письмо, заметив при 
этом, что оно показалось ему весьма недальновидным, поскольку в нем 
подчеркивалась необходимость ограничить установившиеся между ними контакты их 
нынешней формой. Ему казалось также, что Братство до сих пор не осознало в 
полной мере всю важность его предложения. Он не был уверен в том, что они ясно 
представляют себе, какой именно подход нужен европейцам. Его уже начинала 
выводить из себя их скрытность и то, что казалось ему бесконечным поиском 
уловок с целью не брать на себя никаких обязательств. Он надеялся, что Синнетт 
безотлагательно приступит к составлению проекта организационной структуры 
нового филиала Общества, после чего Махатмам придется организовать встречу с 
ними, чтобы вместе довести этот проект до полного совершенства.
Письмо, адресованное Хьюму, оказалось весьма пространным17.
Поблагодарив англичанина от имени "целой секции нашего Братства" за его идеи и 
предложения, Махатма указывал, что, несмотря на свою "готовность принять Ваши 
предложения более чем на половину (хотя бы у нас и не было на это права), мы 
все-таки вынуждены заявить, что идея, предложенная мистером Синнеттом и Вами, 
является выполнимой лишь частично. Говоря конкретнее: ни я сам, ни кто-либо из 
Братьев или даже продвинувшихся вперед неофитов не может быть приставлен к Вам, 
чтобы стать духовным руководителем или наставником Англо-Индийского Отделения. 
Мы не отказываемся продолжать переписку с Вами и помогать Вам иными способами. 
Но мы отказываемся брать на себя еще какую бы то ни было ответственность, кроме 
периодической отправки корреспонденции и полезных советов, а также, когда это 
будут позволять обстоятельства, – предоставления таких зримых и реальных 
доказательств нашего присутствия и заинтересованности, которые смогли бы Вас 
удовлетворить. Но мы не станем сами 'направлять Вас'".
Далее следовали вполне прямолинейные ответы на ранее заданные Хьюмом, причем в 
довольно едкой форме, вопросы. При этом Махатма не изменил своей первоначальной 
позиции.
С той же почтой Синнетт получил письмо от Е.П.Б. Оно было отправлено из Лахора, 
следующей цели их северного путешествия18. Махатма К.Х. добавил к нему свой 
постскриптум19.
Е.П.Б. в это время переживала серьезный приступ пенджабской лихорадки, хотя 
Синнетт пока еще ничего об этом не знал. Полковник Олкотт как раз накануне 
ненадолго покинул ее, чтобы заехать в Мултан, где он прочел лекцию. Вернувшись, 
он застал "преданного мальчика Бабулу", отчаянно пытающегося хоть чем-нибудь 
помочь Е.П.Б. Полковник провел возле нее всю ночь, но она так и не позволила 
ему послать за доктором. На утро однако ей стало так плохо, что пришлось все же 
пригласить врача, но кризис прошел на следующий день, и врач объявил, что 
опасность миновала.
После следующей ночи, прошедшей так же спокойно, "она продемонстрировала 
несомненные признаки выздоровления тем, что накупила на сто рупий шалей, 
вышивок и других вещей у одного из этих индийских уличных торговцев, которых 
называют боксвала"20.
Однако на следующий день у нее был рецидив болезни, что может быть объяснено, 
пожалуй, двумя факторами: недовольным письмом от Хьюма и статьей в "Bombay 
Gazette", содержащей несколько направленных против нее инсинуаций и новое 
обвинение в том, что она – русская шпионка. И все же она, в конце концов, 
поправилась и "утешила себя новыми покупками!"21
Письмо Синнетту было написано тогда, когда дело уже шло на поправку. Она 
сообщала ему, что составила опровержение напечатанного в "Gazette" "глупого и 
подлого пасквиля" и уже отправила это опровержение к нему с просьбой 
опубликовать его в "Пионере". К ее большому неудовольствию письмо с 
опровержением потерялось, и Махатма К.Х. постарался убедить ее в том, что было 
бы намного лучше позволить м-ру Синнетту самому написать несколько редакторских 
комментариев к этой статье. После этого она, еще не совсем оправившаяся и 
окрепнувшая после болезни, начала обвинять Махатму в том, что это он умыкнул ее 
письмо, заявляя при этом, что "с его стороны это было совсем не по-дружески".
"Если я такая глупая и никчемная, почему бы им просто меня не уничтожить?" – 
спрашивала она. И с досадой добавляла: "Ох, до чего ж мне надоел этот мой 
старый балахон".
В своем постскриптуме к этому гневному монологу Махатма просил Синнетта 
проявлять снисхождение, "пока этот опасный нервный кризис не утихнет сам собой. 
Он был вызван серией незаслуженных оскорблений и избавить от него могут теперь 
только покой и отдых... Как ни грустно мне это сообщать, но теперь я могу 
действовать через ее посредство лишь в очень редких случаях, да и то - с 
величайшей осторожностью. Полученное ею письмо от мистера Хьюма, исполненное 
недоверия и беззлобных упреков, оказалось той каплей, которая переполнила чашу. 
Ее пенджабская лихорадка протекает не тяжелее, чем у других европейцев; к тому 
же могу сказать Вам уже сейчас, что кризис миновал — наибольшей опасности ее 
рассудок, равно как и сама ее жизнь подвергались субботней ночью. Что же 
касается меня, то Вы можете быть уверены, что всегда найдете во мне искреннего 
и преданного друга".
На Синнетта это письмо произвело тягостное впечатление. Впоследствии, 
поделившись полученными новостями с Пэйшенс, он написал (нечаянно употребив при 
э