и своих обид и подозрений; она же была совсем не похожа на 
прежнюю Е.П.Б., хотя и вышла уже из своего добровольного заточения, – напрочь 
исчезли ее жизнерадостность и оживленность. Она была целиком поглощена своими 
мыслями.
Первое, что она сделала, – отказалась от должности ответственного секретаря 
Теософского Общества. Об этом она написала уже вернувшейся в Лондон Франческе 
Арундале: "Я публично отказалась от этого поста, так как считаю, что до тех пор,
 пока я остаюсь во главе Общества, я постоянно буду мишенью для всевозможных 
нападок, что самым отрицательным образом скажется на всем Обществе... Эта 
вынужденная мера окончательно разбила мое сердце, если от него еще что-то и 
оставалось после всего случившегося"*14.
Однажды утром – через день или два после приезда Синнеттов – когда вся группа 
собралась после завтрака в одной комнате, Е.П.Б. объявила:
— Я должна вернуться в Лондон. А оттуда – обратно в Адьяр. Необходимо что-то 
предпринять, и моя помощь может понадобиться Олкотту. Я не могу просто так 
сидеть здесь и смотреть, как эта женщина и миссионеры разрушают Общество.
Ее решение, конечно же, не было неожиданным, и все присутствующие поддержали 
его.
— Я поеду с Вами, – сказала миссис Холлоуэй, – все равно мне и Мохини нужно 
продолжать работу над нашей книгой15.
Синнетт был уверен, что их отъезд принесет миссис Гебхард такое же облегчение, 
как и ему самому. Было ли это предположение справедливым или нет, но хозяйка 
была всегда неизменно учтива со своими гостями, и когда обе женщины уезжали 5 
октября в сопровождении Рудольфа Гебхарда, миссис Гебхард искренне приглашала 
их приехать еще раз.
Пэйшенс тоже с большой теплотой распрощалась со своей старой подругой.
"И все-таки, – говорила она впоследствии своему мужу, – что бы она не делала (а 
я никогда не поверю в то, что она может быть замешана в прямом обмане, хоть ты 
ее и подозреваешь), по отношению ко мне она всегда была – сама доброта, и я так 
нежно ее люблю. Не могу спокойно смотреть на то, как она страдает".
Глубокая печаль, написанная на лице старой женщины, разрывала чувствительное 
сердце Пэйшенс, и она очень хотела хоть чем-нибудь утешить ее, но вдруг поняла, 
что ничего не может для нее сделать, кроме как еще раз заверить ее в своей 
искренней дружбе.
Будучи в Эльберфельде, Синнетт получил письмо от Махатмы К.Х. В нем содержалась 
одновременно и попытка приободрить его, и желание объяснить ему некоторые 
вопросы, в которых он явно заблуждался16. Имеются указания на то, что 
посредником при передаче письма в этом случае была миссис Холлоуэй.
"То, что Вы приехали в Эльберфельд именно сейчас, – писал Учитель, – просто 
замечательно. Поскольку Вы лучше, чем кто бы то ни было другой, способны 
выдержать всю тяжесть сложившейся ситуации. Воздух напоен изменой; ливень 
незаслуженных поношений изливается на Общество; клевета и нападки на него уже 
стали обычным делом. Подвластная церкви Англия и подвластная чиновникам 
Англо-Индия заключили негласный союз, цель которого доказать, по возможности, 
наихудшие из выдвинутых против Вас обвинений и под первым попавшимся 
благовидным предлогом уничтожить все Движение. В будущем не исключено 
использование ими самых постыдных средств, точно так же, как сейчас они не 
брезгуют ничем ради того, чтобы дискредитировать нас как покровителей Движения 
и всех вас как наших последователей. Поскольку за спиной у оппозиции стоят 
могущественные корпорации..."
— Похоже, вскоре нас ожидают неприятности, – сказал Синнетт, передавая письмо 
Пэйшенс, – и я подозреваю, что "неприятности" – это чересчур мягкий термин для 
оценки складывающейся ситуации.
— О, Перси, как мне жаль! – отозвалась она. – Ты ведь всегда проявлял такую 
преданность!
Она взяла письмо и стала читать.
— Но ведь Учитель с самых же первых строк начинает хвалить тебя!
— Да, – согласился он, – и я ему за это очень благодарен. Я не слишком себе 
нравился в последнее время. Но ты еще не добралась до самого главного.
Она продолжила чтение, и на ее выразительном лице ясно отражались все эмоции. 
Наконец, она, вздохнув, оторвала глаза от письма.
— Похоже, что за преданность своим идеалам всегда приходится платить, – 
пробормотала она.
Слова Учителя и в самом деле звучали неутешительно:
"... Вы тоже представляете собой одну из тех "легких мишеней", на которые 
направлен заговор. Они не поскупятся на то, чтобы затратить вдесятеро больше 
усилий, чем прежде, лишь бы им удалось высмеять Вас за Вашу доверчивость (и, в 
особенности, – за веру в меня) и опровергнуть Ваши аргументы в поддержку 
эзотерического учения. Так было всегда.
Те, кто наблюдает за развитием человечества в течение вот уже нескольких 
столетий этого цикла, видят, что эпизоды этой непримиримой борьбы Истины с 
Заблуждением все время повторяются. Из вас – теософов – у некоторых пострадала 
"честь", у некоторых – кошелек; но те, кто нес людям свет в предшествующих 
поколениях, бывало жертвовали ради своего знания и собственными жизнями"17. 
Пэйшенс прочла этот абзац вслух и от себя добавила:
—Как ты думаешь, сможет ли когда-нибудь слепая богиня справедливости привести 
свои весы в равновесие?
—Думаю, мы должны в это верить, – веско заметил он. – Если под справедливостью 
мы понимаем карму, то приходится признать, что она никогда не останавливает зло 
на полпути, позволяя ему раскрыться до конца.
—И все-таки любое зло несет в себе семена собственного разрушения, – подумав, 
сказала Пэйшенс. – И я постоянно подмечаю одно: даже те об