ый Мир" и "Эзотерический 
Буддизм" и теперь собиралась стать челой или же "раз и навсегда разоблачить 
весь этот обман", если бы выяснилось, что все, о чем она узнала, – неправда9. 
Она провела одну неделю в доме Арундале, но затем получила приглашение 
Синнеттов пожить у них (сам Олкотт в это время переселился в дом Арундале).
На Синнетта миссис Холлоуэй произвела большое впечатление; он увидел в ней 
"необычайно одаренного психика"10.
М-р У.К. Джадж, лично ее знавший, написал Олкотту из Парижа, что она могла бы 
стать "... прекрасным заместителем (если не преемником) Е.П.Б., и к тому же она 
развивает в себе как раз те способности, которые принесли такую известность Е.П.
Б." Он сообщал также, что, когда этот вариант был предложен Е.П.Б., она 
воскликнула: "Боже мой, если она станет моей преемницей, то я смогу умереть с 
легким сердцем"* 11.
Но несмотря на это, миссис Холлоуэй, хоть и ненамеренно, но все же стала 
причиной ухудшения отношений между Синнеттом и семьей Арундале. Происходило это 
постепенно и потому совпало по времени и с другими событиями этого рокового 
лета, когда один непоправимый faux pas12 полковника Олкотта в сочетании с 
отзвуками индийских махинаций мадам Куломб нанес жестокий удар по авторитету 
Теософского Общества, и в особенности самой Е.П.Б., и привел в глубокое уныние 
всех их преданных сторонников по обе стороны земного шара.
В конце июня Е.П.Б. вернулась из Парижа в Лондон как гость семьи Арундале. 
Казалось, что Е.П.Б. сразу же смогла подружиться с миссис Холлоуэй. Хотя 
психические способности миссис Холлоуэй были еще недостаточно хорошо развиты, 
она все-таки смогла понять и оценить, какими огромными возможностями обладает 
эта пожилая женщина, и последняя, в свою очередь, была с ней неизменно добра и 
всячески ей помогала. Успешное развитие Теософского движения, казалось, не 
должно было встретить на своем пути ни малейшего препятствия.
30 июня группа теософов, в которую входили Синнетты, Олкотт, миссис Холлоуэй, 
мать и дочь Арундале, Мохини, Е.П.Б. и еще несколько человек, присутствовала на 
собрании Общества Психических Исследований. Они надеялись приятно и с пользой 
провести этот вечер, и ход собрания, казалось, вполне оправдывал их надежды. 
Только Пэйшенс чувствовала себя неспокойно, но пыталась уверить себя, что для 
беспокойства нет никаких реальных причин.
Какое-то время все именно так и выглядело. Собрание шло по намеченной программе,
 поддерживающей неослабный интерес у присутствующих. Лишь впоследствии она и ее 
муж заметили, что Е.П.Б. с каким-то беспокойством смотрит на Олкотта. Синнетт 
никак не мог понять, в чем дело, хотя и слышал, как оратор (впоследствии он 
даже не мог вспомнить, кто это был) сделал несколько заявлений, которые 
наверняка должны были вызвать протесты Олкотта, всегда готового защищать свою 
правоту. Похоже было, что Е.П.Б. усилием воли старалась удержать Олкотта на 
месте. Однако даже этих усилий оказалось явно недостаточно, и Олкотт все-таки 
не выдержал. Слова ему никто не давал; да его это и не слишком заботило; он 
просто встал и разразился, пожалуй, самой непростительной и самой непродуманной 
речью в своей жизни.
Он вытащил из кармана нелепую индийскую игрушку, которую уже давно носил с 
собой. Это была оловянная фигурка Будды на колесиках, движение которой должно 
было символизировать какие-то идеи, связанные с буддистским вероисповеданием. В 
лучшем случае это была просто детская игрушка; в худшем – безвкусная и 
вульгарная вещица.
Надо сказать, что у Пэйшенс уже заранее был повод подозревать, что Олкотт может 
натворить глупостей с этой игрушкой, так как сам он был от нее просто в 
восторге, и потому Пэйшенс в тот же день накануне собрания просила мать и дочь 
Арундале предупредить об этом Е.П.Б. и попытаться убедить Олкотта в этот день 
оставить фигурку дома. Однако в доме были еще гости, и Арундале так и не нашли 
возможность переговорить об этом с Е.П.Б.13 Она же понадеялась на то, что 
Полковник и сам догадается, что демонстрировать эту игрушку было бы дурным 
тоном, и сможет сдержать свои эмоции. Однако надежды эти оказались тщетными.
Все присутствующие были шокированы, и все почувствовали себя неловко из-за 
поведения самозванного оратора. Но наибольшее возмущение выходка Олкотта 
вызвала у его собственных коллег.
Синнетт всегда осуждал американца за недостаток воспитанности и такта, хотя и 
признавал в его характере несомненное наличие положительных и благородных черт. 
В этот момент ему вновь вспомнилось, какой жгучий стыд он испытал, когда 
однажды у него в доме собрались его друзья – все в изысканных вечерних костюмах 
и платьях, а Олкотт вдруг появился одетым в индийское дхоти14. Причем и дхоти, 
и рубаха, в которую он был одет, были далеко не первой свежести.
Теперь Синнетт еще раз убедился в том, что у этого человека напрочь отсутствует 
чувство меры. Пэйшенс тоже была до крайности смущена и очень переживала как за 
Полковника, так и за Е.П.Б. Все прочие также чувствовали себя оскорбленными. 
Сама же Е.П.Б., казалось, впала в оцепенение: ее лицо было мертвенно бледным, 
глаза – закрыты, кисти рук сцеплены между собою так сильно, что суставы пальцев 
совершенно побелели.
— Давай уйдем отсюда, – шепотом сказала Пэйшенс мужу. Но он в ответ только 
покачал головой.