о ней 
говорили в школе. Она была одинока. Пройдя все проблемы полового созревания в 
одиночку, Миа долго догоняла сверстников. 

Физиология не позволила девушке стать балериной, как этого хотел отец. Ее грудь 
набухла, бедра налились и ягодицы стали округлыми. Она вышла из периода 
полового созревания. Ее формы были хороши для занятий любовью, но не для сцены. 
В судьбу Миа были внесены коррективы. Она станет актрисой. 

“Я также хотела угодить матери, — говорит она в сорок один год, — но поняла это 
только теперь. Мать говорила мне: 

"Перестань кусать ногти. Никто не возьмет тебя замуж. Перестань читать книги, 
никто не возьмет тебя замуж"”. 

В двадцать два года Миа воплотила свою мечту в жизнь и стала актрисой в театре 
на Бродвее. Однако актерская жизнь ей скоро надоела. В этот момент преподобный, 
с его Прустом и Достоевским, с его рассказами о муках на войне и бедности, с 
его друзьями-профессорами, вошел в ее жизнь. Но не только новизна ощущений 
пленила ее. 

Однажды она услышала, как молодой человек говорил с ее отцом. Вместо того чтобы 
беспрекословно соглашаться с ним во всем, как это делали многие другие, он 
спокойно и аргументирование изложил свое мнение. Миа была очарована. 

“Тогда я сказала себе: "Уважаемый, приятный, солидный, официально признанный 
человек, сильная личность — он спасет меня, он обеспечит мою безопасность. Он 
сделает, что я скажу, не то что мой отец". Правда, у меня было какое-то 
предчувствие, что наш брачный союз невозможен. Я не хотела его, но думала, что 
должна”. 

В двадцать лет Миа пыталась подменить свое внутреннее “я”. Временная мечта для 
нее существовала только в голове ее отца, это показало замужество Миа. Она 
уговорила мужа завести ребенка. “Я была в отчаянии и хотела иметь детей, чтобы 
удостовериться в реальности своего существования”. Когда детей стало уже трое, 
она испугалась такой тяжелой ноши. Ей не хватало общения с другими людьми. 
Пытаясь расширить круг общения, Миа предложила мужу проводить его занятия дома. 
Это внесло некоторое оживление в ее жизнь. Дом наполнился студентами, было 
интересно. Но потом все расходились по домам, и Миа снова оставалась одна с 
детьми и проблемами. 

Иногда она мягко начинала: “Мы должны кое о чем поговорить”. 

В его глазах появлялась паника. Затем, словно получив инъекцию морфия, он 
внезапно засыпал мертвым сном. 

“Разве мы не можем поспорить об этом?” — умоляла она. 

“Ты такая большая, и это сводит тебя с ума”, — отговаривался он. Преподобного 
мог тронуть расизм, Вьетнам, положение женщины в Пакистане. Однако абсолютно не 
волновало, что рядом медленно увядает женщина, с которой он ночью спит бок о 
бок. Но если дать ей возможность высказать наболевшее, то может получиться так, 
что его внутренние чувства откроются. А этого он не хотел себе позволить. 

“Через семь лет меня стало тянуть к другим людям, — вспоминает Миа. — Я была 
как опустошенный сосуд. Я ничего не могла ему дать. Я поддерживала полтора 
десятка его учениц, но для меня они все были женщинами, которые отнимали у 
моего мужа время, энергию, страсть, волю. Мне ничего не оставалось”. 

Давайте рассмотрим, что такое расширение. Это универсальное стремление 
реализовать свой внутренний потенциал, которое присуще человеку при переходе к 
тридцатилетнему возрасту. Эта внутренняя потребность должна быть преобразована 
в активную деятельность, но возможен и успокоительный регрессивный шаг к более 
раннему этапу развития. На одном из путей конфронтация с “внутренним сторожем” 
может быть отодвинута на какой-то срок. Миа попробовала все пути и способы. 

Не дожидаясь в Пуэрто-Рико, пока все лопнет, Миа быстро собрала вещи и 
вернулась домой. Она объяснила свой отъезд необходимостью делать записи для 
слепых и готовить речи для выступления перед Корпусом мира. С детьми она вела 
себя очень деспотично. “Я должна быть чем-то занята — это важнее всего. 

Когда он вернется в ноябре, то увидит, что я сделала последнюю попытку не 
разрушить то, что есть, и мы начнем все заново”. 

Мнение о том, что наши личности могут быть изменены по команде, относится к 
двадцатилетнему возрасту. Миа была уже слишком взрослой, чтобы верить в такие 
иллюзии. Накануне Нового года она пережила короткую вялую любовную связь с 
одним из товарищей преподобного мужа. Его статус был таким же, как ее. Они 
любили одного и того же мужчину и с обидой довольствовались кусочками его 
личной жизни, в то время как преподобный набирался профессионализма. Они тайно 
встречались в автомобиле, представляя, что это их романтическое увлечение. В 
жизни Миа не было секса, а ее тело требовало любви для получения наслаждения. 

Порой она думала, что лучше бы ей было стать плохой плоскогрудой танцовщицей. 

За день до пасхи, в конце поста, когда в доме все смолкло, преподобный 
священник позвал ее в спальню наверх. Так он говорил с ней впервые. 

“Я понял, что жизнь устраивает тебя лишь тогда, когда в ней присутствует секс, 
— сказал он. — Я знаю обо всем, однако не хочу, чтобы ты чувствовала себя 
виноватой. У меня тоже была любовная связь в П