"человеческой, слишком человеческой" слабости, по ту сторону мигреней и атрофии 
мозговых клеток?8 
До сих пор я говорил о фрейдовском методе редукции, не вдаваясь в подробности 
этого метода. Речь идет о медицинско-психологической технике обследования 
психических больных. Она всецело занята путями и способами, с помощью которых 
можно было бы дойти до второго плана психики, ее подкладки, до так называемого 
бессознательного. Техника эта зиждется на допущении, что невротический больной 
вытесняет определенные психические содержания ввиду их несочетаемости 
(несоединимости) с сознанием. Несочетаемость эта мыслится как нравственная, а 
вытесненные психические содержания должны соответственно носить негативный - 
инфантильно-сексуальный, непристойный или даже преступный характер, из-за 
которого они предстают для сознания неприемлемыми. Поскольку идеальных людей 
нет, у всех есть такой второй план сознания независимо от того, способны они 
это признать или нет. Его можно обнаружить поэтому всегда и везде, достаточно 
лишь применить разработанную Фрейдом технику интерпретации. 
В рамках ограниченного по времени сообщения я, естественным образом, не могу 
вдаваться в подробности техники такой интерпретации. Мне придется поэтому 
довольствоваться лишь несколькими пояснениями. Бессознательный второй план не 
остается бездейственным, он дает о себе знать, специфически влияя на содержание 
сознания. К примеру, он производит продукты фантазии своеобразного свойства, 
которые иногда нетрудно свести к тем или иным подспудным сексуальным 
представлениям. В других случаях он вызывает характерные нарушения сознательных 
процессов, которые путем редуцирования тоже можно проследить вплоть до 
вытесненных содержаний сознания. Очень важный источник для выявления 
бессознательных содержаний - сновидения, непосредственный продукт деятельности 
бессознательного. Суть фрейдовского метода редукции в том, что он группирует 
все признаки бессознательной "подпочвы", бессознательного второго плана и путем 
их анализа и истолкования реконструирует элементарную структуру бессознательных 
влечений. Содержания сознания, заставляющие подозревать присутствие 
бессознательного фона, Фрейд неоправданно называет "символами", тогда как в его 
учении они играют роль просто знаков или симптомов подспудных процессов, а 
никоим образом не роль подлинных символов; последние надо понимать как 
выражение для идеи, которую пока еще невозможно обрисовать иным или более 
совершенным образом. Когда Платон, например, выражает всю проблему гносеологии 
в своем символе пещеры или когда Христос излагает понятие Царства Божия в своих 
притчах, то это - подлинные и нормальные символы, а именно попытки выразить 
вещи, для которых еще не существует словесного понятия. Если бы мы попытались 
истолковывать платоновский образ по Фрейду, то, естественно, пришли бы к 
материнскому чреву и констатировали бы, что даже дух Платона еще глубоко 
погружен в изначальную и, больше того, инфантильно-сексуальную стихию. Но зато 
мы совершенно не заметили бы, что Платону удалось творчески создать из 
общечеловеческих предпосылок в своих философских созерцаниях; мы поистине слепо 
прошли бы у него мимо самого существенного и единственно лишь открыли бы, что, 
подобно всем другим нормальным смертным, он имел инфантильно-сексуальные 
фантазии. Подобная констатация имела бы ценность только для того, кто, положим, 
всегда считал Платона сверхчеловеческим существом, а теперь вот может с 
удовлетворением заключить, что даже Платон - человек. Кто, однако, вздумал бы 
считать Платона богом? Разве что, пожалуй, человек, находящийся под властью 
инфантильных фантазий и, таким образом, обладающий невротической ментальностью. 
Редуцировать фантазии невротика к общечеловеческим истинам полезно по 
медицинским соображениям. К смыслу платоновского символа это не будет иметь ни 
малейшего отношения. 
Я намеренно задержался подольше на отношении врачебного психоанализа к 
художественному произведению, и именно потому, что этот род психоанализа 
является вместе и доктриной Фрейда. Из-за своего окаменелого догматизма Фрейд 
сам много сделал для того, чтобы две в своей основе очень разные вещи публика 
сочла тождественными. Его технику можно с успехом прилагать к определенным 
случаям медицинской практики, не поднимая ее в то же время до статуса доктрины. 
Против его доктрины как таковой мы обязаны выдвинуть самые энергичные 
возражения. Она покоится на произвольных предпосылках. Ведь, к примеру сказать, 
неврозы вовсе не обязательно опираются только на сексуальное вытеснение; точно 
так же и психозы. Сны вовсе не содержат в себе одни лишь несочетаемые, 
вытесненные желания, вуалируемые гипотетической цензурой сновидений. 
Фрейдовская техника интерпретации в той мере, в какой она находится под 
влиянием его односторонних, а потому ложных гипотез, вопиюще произвольна. 
Чтобы отдать должное художественному творчеству, аналитическая психология 
должна совершенно покончить с медицинским предрассудком, потому что 
художественное творчество не болезнь и тем самым требует совсем другой, не 
врачебно-медицинской ориентации. Если врач, естественно, обязан проследить 
причины болезни, имея целью в меру возможного вырвать ее с корнем, то психолог 
столь же естественным образом должен подходить к художественному произведению с 
противоположной установкой. Он не станет поднимать лишний для художественного 
творчества вопрос об общечеловеческих обстоятельствах, несомненно окружавших 
его создание, а будет спрашивать о смысле произведения, и исходные условия 
творчества заинтересуют его, лишь поскольку они значимы для понимания искомого 
смысла. Каузальная обусловленность личностью имеет к произведению искусства не 
меньше, но и не больше отношения, чем почва - к вырастающему из нее растению. 
Разумеется, познакомившись со свойствами места его произрастания, мы начнем 
понимать некоторые особенности растения. Для ботаника здесь даже заключен 
важный компонент его познаний. Но никто не вздумает утверждать, что таким путем