, в которых омывают жертвенные приношения людей для пребывающего 
там великого бога. Я иду по той дороге, где я омываю свою главу в озере 
Праведников. Я достигаю до этой страны Просветленных и вступаю в великолепные 
ворота. Вы, что стоите впереди, протяните мне ваши руки, это я, я, который стал 
одним из вас. Я и мой отец Атум вместе ежедневно”.
Богостановление по необходимости сопровождается повышением индивидуальной 
значимости и власти 14. Это по-видимому прежде всего обусловлено целью 
укрепления индивидуума ввиду его большой слабости и неуверенности его шагов в 
действительной жизни. Мания величия отождествления себя с богом имеет весьма 
жалкую основу. Укрепление сознания своей силы является лишь внешним следствием 
богостановления; гораздо значительнее более глубоко лежащие процессы чувства. 
Кто интровертирует libido, то есть отбирает ее от предмета внешней 
действительности, тот впадает, если он только не совершает действительной 
замены, в неизбежные последствия интроверсии: libido, обращенная вовнутрь, на 
субъект, пробуждает там из заснувших воспоминаний как раз то, которое содержит 
путь, приведший некогда libido к предмету внешней действительности. Прежде 
всего и главнее всего таким предметом детской libido были родители. Они 
единственные в своем роде и непреходящие предметы; немногого достаточно в жизни 
взрослых, чтобы эти воспоминания вновь пробудились и стали действенными. В 
религии это регрессивное оживление imago родителей организовано в систему. 
Благодеяния религии суть благодеяния рук родительских; ее мирная обитель то же, 
что и родительская заботливость о детях, а ее мистические чувствования те же, 
что и бессознательные воспоминания о нежных душевных движениях раннего детства; 
поэтому вышеприведенный гимн говорит: “пребываю в своей стране, иду в свой 
город. Я вместе с моим отцом Атумом вседневно”. А Евангелие говорит: “Я и Отец 
— одно” 15. Видимый отец мира есть солнце, огонь небесный; поэтому отец, бог, 
солнце, огонь,— мифологические синонимы. Известный факт почитания солнца, как 
творческой силы природы ясно говорит о том, что человек почитает в божестве 
свою собственную libido и при том в образе или символе того объекта, на который 
в данное время совершено перенесение. Необычайно выпукло предстает перед нами 
эта символика в третьем Слове папируса, который издал Dieterich. После второй 
молитвы от солнечного диска идут звезды навстречу мисту; он о пяти зубцах и их 
очень много, ими исполнен весь воздух. “Когда раскроется солнечный диск, ты 
увидишь неизмеримый круг и огненные врата, которые заперты”. Тогда мист 
произносит следующую молитву: “Услышь меня, слушай, что я говорю,— ты, что в 
духе замыкаешь огненные засовы неба, двутелесный16 в огне живущий, свет 
сотворивший, огнедышащий, свет духа, огнелюбовник, прекрасноблистающий, владыка 
света, огнетелесный светодатель, огнеотпрыск, огнеисполненность, в свете 
живущий, огневихрь огнедвигатель, молниеметатель, слава света, светозиждитель, 
ты, что в огне несешь свет, победитель звезд”.
Это возглашение в своих атрибутах света и огня почти неисчерпаемо и в своей 
перегруженности, может быть сравнено с синонимическими атрибутами любви у 
средневековых мистиков. Среди бесконечных текстов, которые можно было бы 
привести здесь в доказательство, я выбираю одно место из творений Мехтильды 
Маг-дебургской (1212—1277): “О, Господи, возлюби меня мощно и люби меня часто и 
долго. Чем чаще Ты меня будешь любить, тем чище я стану; чем сильнее Ты меня 
будешь любить, тем прекраснее я стану; чем дольше Ты меня будешь любить, тем 
святее я стану здесь на земле”. На это Бог отвечает: “Что Я тебя часто люблю,— 
это происходит от Моей природы, ибо Я есть сама любовь. Что Я тебя сильно 
возлюбил, это от Моего вожделения, ибо и Я жажду, чтобы Меня крепко возлюбили. 
Что Я тебя долго люблю, это от Моей вечности, ибо нет конца Мне” 17.
Религиозная регрессия пользуется правда imago родителей, однако, без того, 
чтобы осознать последнюю, как предмет перенесения, ибо это воспрещает 
кровосмесительная преграда 18. Эта регрессия останавливается перед синонимом 
например отца, то есть перед богом или более или менее олицетворенным символом 
солнца и огня. Солнце и огонь, то есть олицетворяющая сила и жар, суть атрибуты 
libido. Очень часто в мистике внутренне созерцаемым божеством является солнце и 
свет, притом мало, а иногда почти вовсе неолицетворенные. В Литургии Митры мы 
встречаем следующее знаменательное место: “Путь видимых богов откроется через 
солнце, бога, отца моего” 19. Гильдегарда из Бингена (1100—1178) выражается 
следующим образом:
“Свет, который я созерцаю не пространственен. Он гораздо светлее нежели облако, 
которое несет солнце.— Образ этого света я не в состоянии познать никаким путем.
 Также, как я не могу смотреть прямо на солнечный диск. Но в этом свете я вижу 
иногда другой свет, который хочется назвать светом жизни. Но когда и каким 
путем я этот свет зрю, этого я не умею говорить. И при созерцании его отпадает 
от меня вся печаль и всяческая нужда, так что тогда по образу поведения моегo 
(Sitten) я похожа на простодушную девушку, а не на пожилую женщину” 20.
Симеон, новый богослов (970—1040) говорит следующее: “Языку моему недостает 
слов и что во мне происходит, то дух мой хотя и видит, но не объясняет. — Он 
созерцает невидимое, безобразное, совершенно простое, не из чего не 
составленное, а по величине бесконечное. Ибо он не замечает нигде начала и не 
зрит нигде конца, совершенно не сознает никакой середины, и не знает как ему 
сказать, что он видит. Нечто целое является, как я думаю, и притом не в своей 
сущности, а через участие. Ибо об огонь ты возжигаешь огонь и ты принимаешь 
весь огонь; тот же огонь остается неуменьшенным и неразделенным, а как был 
прежде. И однако, выделяется то, что передается от первого огня; и как нечто 
телесное этот огонь входит во многие светильники. То нечто целое есть духовное, 
неизмеримое, нераздельное и неисчерпаемое. Ибо оно не разлагается, когда отдает 
себя на многие части, но пребывает неделимо и есть во мне. И восходит внутри в 
моем бедном сердце, как солнце или круглый солнечный д