ишком 
радикальной позиции фанатического правдолюбия.
Я нахожу, что следовало бы рассматривать странные пути libido с философским 
изумлением и прослеживать те намерения, которые приведут libido на окольные 
пути. Этим еще очень мало сказано, если мы лишь вырыли эротический корень; 
проблема таким образом вовсе не решена еще. Если бы с этим не была связана 
некая таинственная целесообразность, вероятно, высочайшего биологического 
значения, то к этому не было бы обращено томление двадцати истекших столетий.
Вне сомнения, подобный род преображений libido идет в том же направлении, в 
каком шел и “экстатический” (в широком смысле слова) идеал средневековья и 
античных мистериозных культов, один из которых позднее стал христианством. 
Биологически в этом идеале следует видеть упражнение психологической проекции 
или, как сказал бы Фрейд, упражнение параноидного механизма 21. Проекция 
заключается в вытеснении конфликта в бессознательное и в переложении 
вытесненного содержания во вне в кажущуюся объективность (что в то же время 
дает формулу paranoia). Вытеснение служит, как мы знаем, к освобождению от 
тяжкого комплекса, избавиться от которого безусловно необходимо, так как 
приходится бояться его принудительной и угнетающей власти. Более тонкое 
наблюдение показывает, что, хотя пациентом и сохраняется иногда спокойствие, 
однако дальнейшие последствия дают о себе знать, и притом в двух возможных 
направлениях:
I. Подавленный аффект проступает вскоре вновь наружу и притом реже 
непосредственно, а чаще в форме сдвига на другой объект; например в 
оффициальных отношениях вежливы, услужливы, терпеливы, любезны и так далее, а 
всю досаду изливают на своей жене или подчиненных.
II. Подавленный аффект создает себе компенсации в чем-нибудь другом; например, 
люди, напрягающиеся быть чрезмерно нравственными, думающие, чувствующие и 
действующие постоянно альтруистически и идеалистически, возмещают себя за 
невыносимость своего идеала тонко подстроенными, но ими самими, разумеется, 
неосознанными злобностями, которые ведут к недоразумениям и дурным отношениям. 
Последние являются в таком случае лишь как бы “особенно несчастными 
обстоятельствами” или же результатами вины и злобы других людей, или, наконец, 
трагическими запутанностями.
Сознательно от такого конфликта словно избавились, но он стоит невидимым перед 
ногами и на каждом шагу спотыкаются о него. Техника кажущегося подавления и 
запамятования недостаточна, так как в конце концов ее нельзя провести; 
собственно говоря, она является лишь крайним средством в нужде. Гораздо более 
действительную помощь оказывает религиозная проекция: конфликт (заботу, боль, 
страх) не упускают из виду, но передают его личности, стоящей во вне, то есть 
божеству. К этому стремится нас воспитать евангельский зов:
“Все заботы свои возложите на Него; ибо Он печется о вас 22”.
“Не заботьтесь ни о чем, но всегда в молитве и прошении с благодарением 
открывайте свои желания перед Богом” 23.
Надо обременяющие душу комплексы сознательно предоставить божеству, то есть 
ассоциировать их с таким комплексом определенных представлений, который принят 
как нечто объективно реальное, как личность, способная дать ответ на 
неразрешимые нами вопросы. К этому воспитательному требованию относится 
чистосердечная исповедь грехов и предполагаемое последней смирение. То и другое 
должно содействовать самоиспытанию и самопознанию:
“Если говорим, что не имеем греха, обманываем самих себя, и истины нет в нас.” 
24
Важнейшей поддержкой этого воспитательного дела является взаимная исповедь в 
грехах. (“Признавайтесь друг перед другом в проступках” 25. Эти меры вполне 
психоаналитического характера направлены на сохранение в сознании конфликта; 
последнее является безусловно необходимым с точки зрения психоанализа для того, 
чтобы состоялось выздоровление. Подобно тому, как психоанализ является мирским 
методом в руках врача, создает реальный предмет перенесения, принимающий на 
себя конфликты и освобождающий от них ими отягощенного, так и христианская 
религия обладает реально признанным Спасителем, снимающим наши грехи и 
избавляющим нас от них своей кровью.
“В котором мы имеем искупление кровью Его и прощение грехов” 6.
“По истине Он принял на Себя болезни наши и обременил Себя страданиями нашими 
27.
Он является искупителем нашей вины, богом, стоящим над грехом и приносящим себя 
в жертву.
“Он не сделал никакого греха и не было лести в устах Его” 28. “Он грехи наши 
Сам вознес телом Своим на древо” 29. “Так и Христос, единожды принесши Себя в 
жертву, чтобы подъять грехи многих” 30.
Психоанализ учитывает в таком соотношении всю ту сумму энергии libido, которая 
направлена на комплекс, обозначаемый как Спаситель. Сознательная проекция, к 
которой ведет христианское воспитание, несет с собою двойное благодеяние. 
Во-первых, держит в сознании “грех”, то есть конфликт двух противоборствующих 
стремлений. Этим пресекается возможность, чтобы путем вытеснения и забвения 
страдание известное превратилось в неизвестное и потому тем более мучительное. 
Во-вторых, освобождают себя от бремени тем, что передают последнее тому, кто 
ведает все разрешения. Но при этом, однако, не следует забывать, что от 
набожного скрыты индивидуально-психологические корни реально принимаемого 
божества; что он, следовательно, сам не зная о том, все-таки несет свое бремя и 
одинок в своем конфликте. Эта иллюзия неминуемо должна была привести к быстрому 
разрушению системы, так как перед лицом природы никакие миражи не могут устоять.
 Навстречу этому идет мощное учреждение христианской общины, психологический 
смысл который всего лучше выражен предписанием: “Носите бремена друг друга”.
Считается особенно важным поддерживать общение и именно взаимной любовью, то 
есть перенесением. Предписание апостола Павла не оставляют тут места никаким 
сомнениям:
“Но любовью служите друг другу” 31.