такой 
интроверсией, имеет на душу гораздо более глубокое действие нежели приписанное 
ему мисс Миллер. Внезапное и преходящее нездоровье нуждалось бы в 
психологическом освещении, от которого, однако, за недостатком точек опоры 
приходится отказаться. Следующие явления, к описанию которых мы переходим, 
могут быть поняты лишь как результат до самого основания идущего потрясения.
“Из Неаполя в Ливорно пароход идет одну ночь, которую я более или менее хорошо 
спала, между тем сон мой редко бывает глубоким и без сновидений. Мне казалось, 
словно голос моей матери разбудил меня как раз к концу следующего сна. Какое-то 
смутное представление, связанное со словами: When the morning stars sang 
together; эти слова прелюдировали к некоторому неясному представлению о 
мироздании и о мощных хоралах, наполняющих своими звуками вселенную. В страшные 
противоречия и в путаницу, свойственную вообще сновидениям, вмешивались на этот 
раз хоры одной оратории, исполненной в Нью-Йорке в музыкальном обществе, а 
также и воспоминания из Потерянного Рая Мильтона. Потом из всей этой путаницы 
медленно выплыли определенные слова, которые стройно связались в три строфы и 
притом они появились написанными моим почерком на странице моего старого 
альбома для стихов (с обыкновенной бумагой с синими линиями), постоянно 
находящегося при мне; словом, строфы эти появились совсем так, как они 
несколько минут спустя в действительности были занесены в мой альбом.”
Мисс Миллер записала следующее стихотворение, которое она несколько месяцев 
спустя еще немного переработала, что по ее мнению сделало его более близким к 
оригиналу сновидения. “Когда Предвечный создал звук, возникли мириады ушей, 
чтобы слышать, и через всю вселенную прогремело эхо глубоко и ясно: Слава Богу 
Звука!”
“Когда Предвечный создал свет, возникли мириады глаз, чтобы видеть, и внимающие 
уши и зрящие глаза запели снова мощный хорал: Слава Богу Света!”
“Когда Предвечный создал любовь, то в жизнь вступили мириады сердец, уши, 
исполненные звуков, и глаза — света, а сердца исходящие любовью воскликнули: 
Слава Богу Любви!”
Прежде чем разобраться в попытках мисс Миллер вскрыть путем собственных наитий 
корни этого сублиминального творческого продукта, мы постараемся дать краткое 
аналитическое обозрение всего до сих пор сообщенного материала, заметив при 
этом, что работа, опубликованная мисс Миллер, ясно показывает, что автор и не 
подозревал о существовании психоанализа.
Выше было уже подчеркнуто впечатление от парохода, так что теперь уже нетрудно 
выследить динамический процесс, который привел к данному поэтическому 
откровению. Выше было также отмечено, что мисс Миллер весьма недооценила 
важность эротического впечатления. Это допущение приобретает вероятность 
благодаря наблюдениям, согласно которым относительно слабые эротические 
впечатления обыкновенно крайне недооцениваются. Лучше всего это видно на тех 
случаях, когда подвергающиеся таким впечатлениям по общественным или 
нравственным основаниям почитают немыслимым эротическое отношение, как-то: 
родители и дети, братья и сестры, пожилые и молодые мужчины (гомосексуальность) 
и т. п. Если впечатление относительно слабое, то оно почти вовсе не существует 
для подвергшихся ему. Если же оно сильно, то возникает трагическая зависимость, 
влекущая за собой любую нелепицу. При этом может обнаружиться полная 
неспособность дать себе отчет в значении происходящего: матери, замечающие 
первые эрекции маленького сына в своей собственной постели; сестра, которая как 
бы в шутку борется со своим братом; двадцатилетняя дочь, которая все еще 
садится на колени своему отцу и испытывает при этом “странные” ощущения в 
нижней части живота; они все были бы нравственно в высочайшей степени возмущены,
 если бы по поводу этого заговорили о сексуальности. Все наше воспитание 
направлено в конце концов молча к тому, чтобы об эротике по возможности меньше 
были осведомлены, и к тому, чтобы распространить глубочайшее невежество о ней. 
Не удивительно поэтому, что суждение по вопросу о важности эротического 
впечатления большей частью бывает неуверенным и недостаточным. Мисс Миллер, как 
мы видели, была предрасположена к глубокому эротическому впечатлению. Из 
возбужденной от этого суммы чувств, по-видимому, не слишком много проявлялось 
вовне, так как сон содержал в себе еще много добавочных моментов. Аналитический 
опыт знает, что первые сны, которые пациенты приносят для анализа, имеют в 
значительной мере особенный интерес также и потому, что они часто скрывают в 
себе суждения и оценки личности врача, добиться которых последний напрасно 
старался бы до того. Они обогащают сознательное впечатление, произведенное на 
пациента врачом, нередко весьма значительными подробностями; естественно, что 
бессознательное большей частью делает при этом эротические замечания и 
поступает так именно потому, что обычно недооценивают и недостаточно принимают 
во внимание эротическое впечатление, раз оно относительно слабо. В решительной 
и преувеличенной форме выражения, которой пользуется сновидение, это 
впечатление вследствие несоразмерности с символикой сна остается почти 
непонятным. Дальнейшая особенность, покоящаяся, по-видимому, на исторических 
пластах бессознательного, заключается в том, что эротическое впечатление, 
которому отказывают в сознательном признании, овладевает прежним и уже 
отставленным перенесением и выражает себя в последнем. Поэтому, например, 
случается, что у молодых девушек во время первой любви обнаруживаются приметные 
затруднения способности к эротическому выражению, могущие быть аналитически 
сведенными к функциональным нарушениям, вызванным регрессивным оживлением 
отцовского образа, его imago5.
Нечто подобное можно предположить у мисс Миллер, ибо идея мужественного 
творящего божества и аналитически, и историко-психологически, является 
производным от отцовской imago 6 и имеет своей целью прежде всего заменить 
отставленное инфантильное перенесение на о