логической. Libido, оттесненная от матери запретом 
кровосмешения, ищет половой объект взамен запрещенной матери. В таком широком 
психологическом смысле, образно выражающимся как “запрет кровосмешения”, “мать” 
и тому подобное, надо понимать и парадоксальное положение Фрейда: 
“Первоначально нам были известны лишь половые объекты.” На положение это нужно 
смотреть исключительно психологически, как на мировую картину, сотворенную 
внутри и перенесенную наружу, но не имеющую в начале ничего общего с так 
называемой объективной мировой картиной, под которой надо разуметь образ мира 
возобновленный, субъективный, подвергшийся поправкам, вносимым 
действительностью. Биология в качестве объективной опытной науки должна была бы 
безусловно отвергнуть положение Фрейда, ибо, как мы разъяснили выше, функция 
действительности лишь отчасти может иметь половой характер; в другой же, 
одинаково важной части она оказывается самосохранением. Иным это является 
мышлению, которое как эпифеноменон сопровождает биологическую функцию. 
Индивидуальный акт мышления, насколько это установлено нашим знанием, 
совершенно или большей частью зависит от существования тонко 
дифференцированного мозга — между тем функция действительности (приноровление к 
действительности) есть нечто, .встречающееся во всей одушевленной природе, 
совершенно независимо от акта мышления. Таким образом это основное положение 
Фрейда относится исключительно к акту мышления, ибо последний динамически 
вытекает из libido, отделенной от первоначального ее объекта “кровосмесительной 
преградой”, что доказывается многочисленными признаками. Эта же преграда дает 
себя чувствовать, как только к стремящемуся к матери либидинозному потоку 
впервые примешивается половое стремление. Благодаря кровосмесительной преграде, 
половая libido оттесняется от либидинозного отожествления с родителями и, по 
недостатку подходящей деятельности, интровертируется. Половая libido медленно 
увлекает взрослого человека, выводя его из семьи. (Не будь этой необходимости, 
семья вероятно навсегда оставалась бы крепко спаянной. Поэтому невротик и 
отказывается от полного эротического переживания, чтобы иметь возможность 
остаться ребенком.) Невротический Дон-Жуан не может считаться доказательством 
противного; то, что “habitue” считает любовью, есть просто слабость, далекая от 
того, что в действительности можно назвать этим именем. Фантазии, по-видимому, 
возникают благодаря интроверсии половой libido. Так как первые детские фантазии 
несомненно не доразвиваются качественно до сознательного плана, а фантазии, и у 
взрослых, являются непосредственными отпрысками бессознательного, то весьма 
вероятно, что первоначальное возникновение их есть плод возвратного устремления.
 Как мы уже разъяснили, это возвратное устремление доходит до дополовой ступени,
 что подтверждается многими признаками. Тут половая libido до известной степени 
получает вновь ту способность к всеобщему применению или к изменению своего 
русла, которой она несомненно обладала до нахождения ею полового своего 
применения. Устремляющаяся обратно половая libido, разумеется, не находит 
подходящего объекта на дополовой ступени, а лишь суррогаты; поэтому желание ее 
найти суррогат наиболее похожий на половой объект не гаснет. Но желание это 
остается тайным, ибо оно является, собственно говоря, желанием 
кровосмесительным. Неудовлетворенное бессознательное желание создает 
бесчисленные вторичные объекты, символы матери, как первоначального объекта. 
(По словам Ригведы, творец мира входит в сотворенные им предметы, “скрывая свое 
происхождение”.) Отсюда происходят и мышление и фантазия, как утратившее уже 
половой характер делание первоначально половой libido. Что же касается 
выражения “преграда кровосмешения” — оно соответствует точке зрения самой 
libido; но этот вопрос может рассматриваться и совершенно иначе.
Время зарождения сексуальности (приблизительно от 3-го до 4-го года), если 
смотреть на него извне, является также временем, когда дитя оказывается лицом к 
лицу с повышенными требованиями действительности. Оно может уже ходить, 
говорить и самостоятельно выполнять множество других вещей; оно уже стоит лицом 
к лицу с целым миром неограниченных возможностей, но или совершенно еще не 
решается действовать, или лишь очень мало, ибо оно еще грудное дитя, не может 
обойтись без матери. Тут должна произойти замена матери миром. Но против этого 
восстает все прошлое, в виде сильнейшего противления, как и всегда, когда нам 
предстоит новое приноровление. Бессознательное (прошлое) постоянно выдвигает 
вновь свою точку зрения, точку зрения противления, наперекор всему явному и 
всем сознательным намерениям. И именно в этот трудный момент, в момент 
пробуждения половой жизни, мы наблюдаем и зарождение духа. На этой ступени за-' 
дачей ребенка является открыть мир и великую “транссубъективную” 
действительность. Тут мать утрачивает своего ребенка; ибо каждый сделанный им в 
мир шаг отдаляет его от нее. Понятно, что все обратно стремящееся в человеке 
противится этому; начинаются энергичные старания избежать выполнения этого 
приноровления.
Поэтому в этом возрасте появляются первые признаки ясно выраженных неврозов. 
Стремление этого возраста прямо противоположно стремлению dementia praecox. 
Дитя стремится получить мир и покинуть мать (последнее как необходимое 
последствие первого), dementia praecox же, напротив, стремится покинуть мир и 
вернуться к детскому субъективизму. Мы видели, что dementia praecox заменяет 
новейшее приноровление к действительности приноровлением архаическим, т. е. 
новейшую картину мира архаической картиной. Если дитя отказывается от этой 
своей задачи приноровления к действительности из-за значительной ее трудности 
для него, то мы можем ожидать, что новейшее приноровление снова будет заменено 
архаическими его способами. Поэто