ть; если же 
пропустите его предостережения без внимания, то исчезнете и погибнете!”
Гитче Манито — могучий создатель народов, изображен гордо выпрямившимся: “Из 
следов его потекла река, устремляясь к утреннему свету; сверкала как комета 
Ишкудаа, свергаясь в пропасть”.
Вытекающая из следов его ног вода достаточно ясно свидетельствует о фаллической 
природе этого творца. Отсылая читателя к предшествующим подробным указаниям на 
фаллическую и плодоносящую природу лошадиной ноги и отпечатка конского копыта 9 
я особенно укажу на Гиппокрену и копыто Пегаса. С тем же образом мы встречаемся 
в псалме 65, 10 и сл.: “Ты посещаешь землю и утоляешь жажду ея, обильно 
обогащаешь ее; поток Божий полон воды. Ты приготовляешь хлеб, ибо так устроил 
ее; напояешь борозды ея, уравниваешь глыбы ея, размягчаешь ее каплями дождя, 
благословляешь произрастения ее, венчаешь лето благостью Твоею, и стези Твои 
источают тук”.
Куда ни ступит оплодотворяющее божество, там земля становится плодородной. О 
символическом значении попирания мы уже говорили по поводу попирающих мар. Так 
спускается вглубь и Кэней, “разрывая ногою земную поверхность”. Амфиарай, 
другой хтонический герой, опускается на землю, которую Зевс разверз ему молнией 
10. Благодаря молнии герои становятся бессмертными 11. Фауст достигает матерей, 
топнув ногою: “Топни раз — Исчезнешь; топни вновь — и будешь ты у нас.”
В мифе о поглощении солнца герои часто топочут и Упираются ногами в пасти 
чудовища 12. Так Тор, топнув ногою, проламывает дно судна в борьбе с чудовищем 
и таким образом ступает на дно моря. (Кэней.) Благодаря возвратному устремлению 
libido на дополовую ступень это подготовительное действие попирания заменяет 
фантазии о совокуплении, т. е. о кровосмешении с матерью, или фантазии 
обратного вхождения в чрево матери. Сравнение истекающей из следа ноги воды с 
кометою является символикой света относительно оплодотворяющей влаги, т. е. 
спермы. В Космосе Гумбольдта встречаются указания на то, что некоторые 
южноамериканские индейцы называют метеоры “звездною мочою”.
Далее упоминается о том, как Гитче Манито добывает огонь: он дует на лес, так 
что деревья трутся одно о другое и воспламеняются. Этот демон является, таким 
образом, превосходным символом libido, ибо он порождает пламя.
После этого пролога следует во второй песне рассказ о событиях, предшествующих 
жизни героя: великий воин Муджекивис (отец Гайаваты), хитростью одолел великого 
медведя, “Ужас народов”, и похитил у него магический пояс из раковин. Здесь мы 
встречаемся с мотивом трудно достижимой драгоценности, которую герой отнимает у 
чудовища. Что из себя представляет медведь — ясно из сравнений поэта: 
Муджекивис, похитив украшение медведя, бьет его по голове.
“Оглушенный тяжким ударом, встал великий горный медведь; но колени его дрожали 
под ним и он хныкал как женщина”.
Муджекивис издевается над ним и говорит:
“Тогда ты не плакал и не хныкал бы, подобно жалкой женщине! Но ты медведь! Ты 
сидишь тут и хнычешь и позоришь племя твое, плача как жалкая Шогодайя, как 
трусливая старуха!”
Все эти три сравнения с женщиной находятся на одной и той же странице. 
Муджекивис, как истинный герой, снова вырвал жизнь из пасти смерти, т. е. 
всепоглощающей ужасной матери. Этот подвиг, который, как мы видели, описывается 
то как схождение в ад, то как “ночной путь по морю”, то как одоление чудовища 
проглоченным им героем, означает в то же время вхождение в чрево матери и 
вторичное рождение, последствия которого становятся заметными и для Муджекивиса.
 Как в видении Зосимы, так и здесь входящий становится дуновением ветра, или 
духом: Муджекивис становится западным ветром, этим плодотворным дуновением, 
отцом ветров. Сыновья его превратились в другие ветра. О нихи любовных их 
похождениях рассказывается в интермедии, из которой мне хочется упомянуть лишь 
о сватовстве Вабуна — восточного ветра, так как любовные ласки ветра описаны 
здесь с особенной прелестью. Каждое утро он видит на лугу красивую девушку, 
любви которой он ищет.
“Каждое утро, глядя вниз на землю, первое, что он видел, были голубые ее глаза, 
глядевшие на него точно два голубых озера в камышах”.
Сравнение с водою отнюдь не является второстепенной подробностью, ибо человек 
должен вторично родиться “из ветра и воды”.
“И он ухаживал за нею ласками, ухаживал за нею солнечными своими улыбками, 
ухаживал за нею вкрадчивыми словами, вздохами своими и песнями, тихим шорохом 
ветвей, нежнейшей музыкой, сладчайшими запахами” и т. д.
В этих ономатопоэтических стихах прекрасно выражены вкрадчивые любовные искания 
ветра 13.
III-я песнь рассказывает о предшествующих событиях из жизни матери Гайаваты. 
Бабка его девушкой жила на луне. Там она однажды качалась на лиане. Ревнивый 
любовник перерезал лиану и Нокомис (так звали бабку Гайаваты) упала на землю. 
Люди, видевшие ее падение, приняли ее за падучую звезду. Об этом чудесном 
происхождении Нокомис говорится далее в той же песне. Там маленький Гайавата 
спрашивает свою бабку, что такое месяц? Нокомис следующим образом просвещает 
его: месяц есть тело одной бабки, которую воинственный внук в гневе кинул туда, 
вверх. Месяц, стало быть, бабка. По античному верованию месяц является местом, 
где собираются души отшедших, он же хранитель семени, стало быть, как место 
происхождения жизни, он имеет преимущественно женственное значение. Удивительно 
то, что Нокомис, падая наземь, родила дочь, Венону, будущую мать Гайаваты. То, 
что мать была кинута вверх, затем упала и родила, заключает в себе, по-видимому,
 нечто типическое. Так, одна история XVII века рассказывает, что взбесившийся 
бык, подбросив беременную женщину на высоту дома, вскрыл ей при этом живот, а 
ребенок совершенно невредимым упал на землю. Это дитя, вследствие чудесного его 
рождения, считали героем и чудотворцем, но оно рано скончалось. Известно, что у 
диких племен, стоящих на низкой ступени развития, распространено верование, 
будто солнце — женского, а месяц мужского пола. Готтентотское племя Намаква 
убеждено, что солнце состоит из прозрачного жира: “Люди, ездящие на к