|
меньшей). Убрав защитные стены, протестант утратил
священные образы, выражающие важные факторы бессознательного. Тем самым
высвободилось огромное количество энергии, которая устремилась по древним
каналам любопытства и приобретательства, из-за чего Европа сделалась матерью
драконов, пожравших большую часть земли.
С тех пор протестантизм становится рассадником расколов и в то же самое время
источником быстрого роста науки и техники, настолько привлекших к себе
человеческое сознание, что оно забыло о неисчислимых силах бессознательного.
Потребовались катастрофа великой войны и последующие проявления чрезвычайного
умственного расстройства, чтобы возникло сомнение в том, что с человеческим
умом все в порядке. Когда разразилась война, мы были уверены, что мир можно
восстановить рациональными средствами. Теперь же мы наблюдаем удивительное
зрелище - государства, присвоившие себе древние теократические притязания на
тотальность, которые неизбежно сопровождаются подавлением свободы мнений. Мы
вновь видим людей, готовых перерезать друг другу глотку ради детски наивных
теорий о возможности сотворения рая на земле. Не слишком трудно заметить, что
силы подземного мира - если не сказать ада, - ранее скованные и служившие
гигантской постройке ума, творят ныне или пытаются создать государственное
рабство и государство-тюрьму, лишенное всякой интеллектуальной или духовной
привлекательности. Сегодня немало людей убеждены в том, что простого
человеческого разума уже недостаточно для решения громадной задачи - заново
усмирить вулкан.
Все это развитие подобно року. Я не стал бы возлагать вину за него на
протестантизм или Возрождение. Несомненно одно - современный человек, будь он
протестантом или нет, утратил защиту церковных стен, старательно возродившихся
и укреплявшихся с римских времен. Эта утрата приблизила его к зоне
мироразрушающего огня. Темпы жизни ускорились, она сделалась гораздо
интенсивнее. Наш мир захлестывают волны беспокойства и страха.
Протестантизм был и остается великим риском, и в то же самое время - великой
возможностью. Если он будет и далее распадаться как церковь, это грозит
человеку лишением всяких духовных предохранителей и средств защиты от
непосредственного опыта сил бессознательного, ждущих высвобождения. Посмотрите
на всю невероятную дикость, которая творится в нашем так называемом
цивилизованном мире, - все это зависит от людей, от состояния их ума!
Посмотрите на дьявольские орудия разрушения! Они были изобретены совершенно
безобидными джентльменами, разумными и уважаемыми гражданами, которыми нам так
хочется стать. А потом весь мир взрывается, и наступает неописуемый ад
опустошения, и никто за это, кажется, не несет ответственности. Это происходит
словно само собой, но ведь это творение человека. Пока каждый из нас уверен,
что он представляет собой лишь собственное сознание, превосходно исполняющее
свои обязанности и служащее добыче скромного достатка, никто не замечает того,
что вся эта рационально организованная толпа, именуемая государством или нацией,
влекома какой-то безличной, неощутимой, но ужасной силой, никем и ничем
неостановимой. Эту страшную силу объясняют по большей части страхом соседней
нации, в которую словно вселился злобный дьявол. Так как никому не ведомо,
насколько сам он одержим и бессознателен, то собственное состояние просто
проецируется на соседа, а потому священным долгом объявляется приобретение
самых мощных пушек и самых ядовитых газов. Хуже всего то, что это верно: ведь
соседи находятся во власти того же неконтролируемого страха. В сумасшедших
домах хорошо известно, что самыми опасными являются пациенты, движимые не
гневом и не ненавистью, а страхом.
Протестант остался в одиночестве перед Богом. У него нет исповеди, отпущения
грехов, нет никакой возможности искупления opus divinum. Он должен в
одиночестве переваривать собственные грехи, не имея никакой уверенности
относительно божественной благодати, сделавшейся недостижимой по причине
отсутствия пригодного ритуала. Протестантское сознание сделалось поэтому
бдительным, подобно нечистой совести это сознание обрело неприятную склонность
вмешиваться в жизнь и затруднять ее людям. Но тем самым протестант достиг
уникальной способности осознавать свои грехи, каковая совершенно недостижима
для католического сознания, ибо исповедь и отпущение грехов всегда готовы
уменьшить чрезмерную напряженность. Протестант же предан этой напряженности,
обостряющей его совесть. Последняя - в особенности нечистая совесть - может
быть даром небесным, подлинной благодатью, если она выступает как высшая
критичность по отношению к самому себе. Самокритичность, интроспективная
проницательность - это необходимое условие постижения собственной психологии.
Если вы сделали что-нибудь вас смущающее и спрашиваете себя, что же вас
толкнуло на подобное действие, то средством обнаружения подлинных мотивов
вашего поведения будет нечистая совесть, наделенная соответствующей
способностью к различению. Только тогда вы способны увидеть, какие мотивы
направляют ваши поступки. Жало нечистой совести даже пришпоривает вас, чтобы вы
обнаруживали вещи, которые ранее не осознавались. Тем самым вы можете пересечь
порог бессознательного и уловить те безличные силы, которые делают вас
бессознательным инструментом того убийцы, который сокрыт в человеке. Если
протестант сумел пережить полную утрату церкви и все же остается протестантом,
т.е. беззащитным перед лицом Бога человеком, не защищенным более какими бы то
ни было стенами или общинами, то у него имеется уникальная духовная возможность
непосредственного религиозного опыта. Не знаю, удалось ли мне передать, что
означал для моего пациента опыт бессознательного. Объективной мерки для
ценности такого опыта не существует. Мы должны принимать его в соответствии с
той значимостью, какую этот опыт имеет для переживающей его личности. Вас может
удивить тот факт, что при внешней бесполезности некоторые сновидения нечто
значат для разумных личностей. Но если вы не п
|
|