Любая 
большая компания, составленная целиком из замечательных людей, имеет мораль и 
интеллект неуклюжего, тупого и свирепого животного. Чем больше организация, тем 
неизбежнее ее ждет безнравственность и безрассудство (Senatus bestia, senatores 
boni vivi (Сенат - чудовище, сенаторы - достойные мужи (лат.). - Прим. пер.)). 
Общество, автоматически подчеркивая коллективные качества своих отдельных 
представителей, поощряет посредственность, все то, что позволяет вести легкий и 
безответственный образ жизни.
 Индивидуальность неизбежно окажется припертой к стене. Этот процесс начинается 
еще в школе, продолжается в университете и господствует во всех ведомствах, 
подвластных государству. Чем меньше социальная организация, тем в большей 
степени ее членам гарантирована индивидуальность, тем больше степень их 
относительной свободы и возможность осознанной ответственности. Без свободы не 
может быть морали. Наше восхищение огромными организациями уменьшается, когда 
однажды нам доводится осознать оборотную сторону этого чуда: чудовищное 
накопление и выпячивание в человеке всего самого примитивного и неизбежное 
разрушение его индивидуальности в интересах того чудовища, каковым, фактически, 
является всякая большая организация. Современный человек, более или менее 
соответствующий такому коллективному идеалу, превратил свою душу в притон убийц,
 в чем легко можно убедиться с помощью анализа его бессознательного, даже если 
он сам ничуть не обеспокоен этим. И поскольку он обычно "адаптирован" к своему 
окружению, то даже самое постыдное поведение со стороны той группы, в которую 
он входит, не будет его беспокоить до тех пор, пока большинство его собратьев 
верит в восхваляемую нравственность своей социальной организации. Итак, все, 
что я сказал здесь о влиянии общества на индивидуума, совершенно справедливо в 
отношении влияния коллективного бессознательного на психику индивидуума. Но, 
как ясно видно из моих примеров, это последнее влияние настолько же незаметно, 
насколько заметно первое. Отсюда не удивительно, что его внутренних последствий 
не понимают, а тех, с кем такое случается, считают патологическими чудаками и 
относятся к ним, как к сумасшедшим. Если бы одному из таких "курьезов природы" 
довелось оказаться подлинным гением, то обычно это признается лишь вторым или 
даже третьим поколением. Насколько понятным кажется нам тот случай, когда 
человек утопает в своем высоком положении, настолько же непостижимой для нас 
выглядит ситуация, когда он стремится к чему-то, что не совпадает с желаниями 
толпы, и когда он навсегда исчезает в этом "никому" не нужном ином. Остается 
лишь пожелать обоим чувства юмора, этого, как говорил Шопенгауэр, поистине 
"божественного" качества человека, которое только и способно сохранить его душу 
свободной.
 Коллективные инстинкты и основные формы мышления и чувствования, чья 
активность обнаруживается благодаря анализу бессознательного, являются для 
сознательной личности приобретением, которое она не может ассимилировать без 
серьезного расстройства. Поэтому в практической терапии крайне важно всегда 
помнить о целостности (integrity) личности. Ибо, если коллективную психику 
полагать личной собственностью индивидуума, это будет иметь результатом 
искривление (distortion) или перегрузку (overloading) личности, справиться с 
которыми чрезвычайно трудно. Исходя из этого, необходимо проводить четкое 
различие между личными содержаниями и содержаниями коллективной души. Сделать 
это отнюдь не легко, потому что личная [душа] вырастает из коллективной души и 
тесно связана с ней. Поэтому трудно сказать, какие именно содержания можно 
назвать личными, а какие - коллективными. Несомненно, что те архаические 
символы, например, какие мы часто встречаем в фантазиях и сновидениях, являются 
коллективными моментами. Все основные инстинкты и основные формы мышления и 
чувствования коллективны. Все, что люди единодушно считают универсальным, - 
коллективно, равно как и все то, что всеми одинаково понимается, распознается, 
говорится и делается. При более близком исследовании всегда удивляешься, как 
много в нашей так называемой индивидуальной психологии подлинно коллективного. 
Действительно, его так много, что индивидуальные черты полностью затеняются 
коллективными. Поскольку, однако, индивидуация ("Индивидуация есть процесс 
дифференциации, имеющий своей целью развитие своеобразной личности у 
индивидуума". "...Так как индивидуум есть не только единичное существо, но и 
всем своим существованием предполагает коллективные отношения, то процесс 
индивидуации ведет не к изоляции, а к более сильной и широкой коллективной 
сплоченности".) - это непреложная психологическая потребность, можно, исходя из 
доминирующего влияния коллективного, представить себе, какое особое внимание 
нужно уделять этому хрупкому саженцу "индивидуальности", если мы не хотим 
загубить его.
 У людей есть одна способность, которая, хотя и представляет величайшую 
полезность для коллективных целей, для индивидуации оказывается самой пагубной. 
Я имею в виду способность подражания. Коллективная психология не может обойтись 
без подражания, ибо без него попросту невозможны ни массовые организации, ни 
государство, ни даже общественный порядок. На самом деле, общество в гораздо 
меньшей степени организуется законом, чем склонностью к подражанию, в равной 
степени подразумевающей внушаемость, внушение и психическое заражение. Но мы 
видим каждый день, как люди пользуются, а вернее, злоупотребляют механизмом 
подражания в целях личной дифференциации: они довольствуются подражанием 
какой-то знаменитости, разительной черте характера или образу поведения, 
добиваясь этим внешнего отличия от круга лиц, в котором они вращаются. Едва ли 
нужно говорить, что в качестве наказания за это обезьяноподобное поведение 
единообразие их внутреннего мира (minds) с таковым у ближайшего окружения, и 
без того достаточно ощутимое, перерастает в бессознательную, компульсивную 
зависимость от окружающих. Как правило, эти показные потуги индивидуальной 
дифференциации заканчиваются той или иной позой, и подражатель остается на том 
же уровне, на котором всегда находился, то