ия. Спросив его о чем-нибудь, вы убедились бы в его хорошей 
информированности, но свое мнение он никогда не навязывал. Иногда он намекал, 
однако, что затронутый вопрос мог бы решиться значительно эффективнее и на 
более высоком уровне (впрочем, не разъясняя, как именно).
 При этом ему постоянно снились беседы с великими деятелями прошлого - такими 
как Наполеон или Александр Великий. Было ясно, что сны эти компенсировали его 
комплекс неполноценности. Но было у них и еще одно значение. Сон как бы 
спрашивал за него: "Что же я за человек такой, если ко мне приходят столь 
высокие гости?" (В этом отношении содержание снов указывало на скрытую манию 
величия, уравновешивавшую комплекс неполноценности. Подсознательная мысль о 
некоей избранности обособляла его от окружающих реалий и позволяла оставаться 
равнодушным перед обязательствами, которые других бы омрачали. Он не чувствовал 
необходимости доказывать ни себе, ни другим, что превосходство его точки зрения 
вытекает из его больших достоинств.
 В сущности, он неосознанно играл в двуличную игру, и сны пытались довести ее 
суть до сознания окольным образом. Ведь иметь в приятелях Наполеона, а в 
собеседниках - Александра Великого, такое может почудиться только человеку, 
страдающему от комплекса собственной незначительности. Напрашивается вопрос: а 
почему бы сну прямо и открыто не заявить об этом без всяких околичностей?
 Меня нередко спрашивали об этом, да и сам я не раз задавал такой вопрос себе. 
Очень часто меня поражали ухищрения, на которые пускались сновидения, лишь бы 
избежать определенности в их сообщении или обойти главное звено. Фрейд допускал,
 что у психики существует специфическая функция, которую он назвал "цензорской".
 Он предположил, что се роль состоит в искажении снообразов, доведении их до 
вводящей в заблуждение неузнаваемости с тем, чтобы сбить с толку спящее 
сознание относительно действительного объекта сна. Пряча критическую мысль от 
спящего, "цензор" тем самым охраняет его от шока неприятных реминесценций. Я, 
однако, скептически отношусь к теории о том, что сны - это стражники крепкого 
сна, ведь часто они мешают спать.
 Скорее это выглядит, как будто сознание "высвечивает" подпороговое содержимое 
психики. Подсознание хранит идеи и образы в существенно меньшем напряжении, чем 
то, что присуще осознанному состоянию. Под порогом сознания теряется яркость 
изображения, а связи между образами и идеями становятся менее последовательными 
и рациональными, более зыбкими, близкими к аналогии и, следовательно, все более 
неразличимыми. Это ощущается и в состояниях, близких ко сну, усталости, ознобе 
или отравлении. Но если что-то вдруг добавляет энергии любому из этих туманных 
образов, то по мере продвижения от неосознанности к порогу осознания восприятие 
их становится четче.
 Отсюда ясно, почему сны часто проявляют себя как аналогии или почему один 
образ сновидения перетекает в другой, и при этом ни логика, ни обычное для 
бодрствования восприятие времени, похоже, не действуют. Формы, принимаемые 
снами, обычны для подсознания, поскольку материал, из которого они складываются,
 удерживается в подсознании именно в таком виде. Сновидения вовсе не охраняют 
крепкий сон от "недопустимых желаний", как назвал их Фрейд. То, что он назвал 
"маской", в действительности - форма, которую любые импульсы естественным путем 
принимают в подсознании. Таким образом, сон не может породить сформулированную 
мысль. Как только он попытается это сделать, он перестанет быть сновидением, 
ибо он пересечет порог осознания. Вот почему сны будто перескальзывают через 
самые важные для бодрствующего разума моменты, представляя как бы "обрамление" 
дня сознания-подобно чуть мерцающим звездочкам, появляющимся при полном 
затмении солнца.
 Следует понимать, что символы сновидений большей частью являются не 
контролируемыми сознанием проявлениями психики. Смысл и целенаправленность не 
являются прерогативой ума - вся живая природа наделена ими. Нет принципиальных 
отличий между органическим и психическим процессом роста. Как растение 
порождает соцветия, так психика порождает символы. Любой сон подтверждает это.
 Таким образом, через сны (а также озарения, всевозможные импульсы и другие 
спонтанные явления) силы инстинктивного воздействуют на деятельность сознания. 
Будет ли эффект такого воздействия позитивным или негативным, зависит от 
сиюминутного состояния подсознания. Если оно содержит чересчур много такого, 
что в нормальной ситуации должно осознаваться, то его функции начинают 
искажаться: появляются предубеждения, возникают мотивы, психическое значение 
которых определяется не здоровыми инстинктами, а принуждением или 
пренебрежением. Эти мотивы накладываются на здоровую подсознательную область 
психики, тем самым искажая ее естественную функцию генерирования первичных 
символов и сюжетов.
 Вот почему психоаналитику, разбирающему случаи умственных расстройств, стоит 
начинать с того, чтобы добиться от пациента более или менее добровольного 
рассказа об его недостатках и осмысления всех его антипатий и страхов. (Это 
напоминает древний церковный институт исповеди, во многом предвосхитивший 
современные психологические методы). Таково, во всяком случае, общее правило. 
На практике, однако, если у пациента развито непреодолимое чувство собственной 
неполноценности или серьезное недомогание, это может весьма затруднить и даже 
полностью помешать ему осознать новые доказательства собственной 
несостоятельности. Поэтому я часто находил полезным начинать работу с пациентом 
с позитивного вступления, обеспечивающего ему поддержку и ощущение безопасности 
при переходе к анализу болезненных проблем.
 Рассмотрим для примера сон о самовозвеличивании, в котором спящий пьет чай с 
английской королевой или запросто болтает с папой римским. Если тот, кому это 
приснилось, не шизофреник, то практическое толкование этой символики будет в 
значительной степени зависеть от сегодняшнего состояния его разума или от 
состояния его "я". Если пациент переоценивает собственны