ничем не отличаться от "нормальных" людей является, по сути, прокрустовым ложем,
 непереносимой смертельной скукой, бесплодным, безнадежным адом. Поэтому наряду 
с тем, что существует немало невротиков, которые заболевают потому, что они 
просто нормальные, есть и такие, которые, напротив, больны из-за невозможности 
стать нормальными. Мысль, которая могла бы прийти кому-нибудь в голову, - 
сделать первых нормальными - была бы воспринята этими людьми как дурной сон, 
ибо самая глубокая их потребность на самом деле состоит в том, чтобы вести 
ненормальную жизнь.
 Человеку свойственно искать удовлетворения и исполнения желаний как в том, 
чего он еще не имеет, так, впрочем, и в том, что есть в избытке и чем он никак 
не может насытиться. Достижение социальной адаптации не является стимулом для 
людей, которым она дается с детской легкостью. Правильные поступки для того, 
кто неизменно ведет себя правильно, будут всегда скучны, в то время как для 
поступающего вечно неправильно дальней целью, тайным стремлением является 
научиться действовать правильно.
 Потребности и нужды у разных людей разные. То, что для одних является 
освобождением, для других - тюрьма. То же самое относится к нормальности и 
приспособленности. Если положение из биологии гласит, что человек является 
стадным животным и достигает полного выздоровления только через реализацию 
своей социальной сущности, то последний случай переворачивает это положение 
вверх дном и доказывает нам, что человек полностью выздоравливает только тогда, 
когда живет ненормально и асоциально. Подобные выводы могут послужить поводом 
для разочарования в современной психологии в силу отсутствия у нее общих 
действенных рецептов или норм. Есть только индивидуальные случаи со всеми 
возможными потребностями и запросами, причем они настолько различны, что, в 
сущности, никогда нельзя знать заранее, в каком направлении будет развиваться 
каждый конкретный случай. Поэтому врач поступит наилучшим образом, если 
откажется от всякого предвзятого мнения. Но это не значит, что оно должно быть 
выброшено за борт; при случае его можно применить в качестве гипотезы для 
возможного объяснения. И не затем, чтобы поучать или убеждать, а скорее для 
того, чтобы показать больному, как врач реагирует на его особый случай. Ибо 
хотя это часто и пытаются обойти стороной, но отношения между врачом и 
пациентом представляют собой личные отношения внутри безличностных рамок 
врачебной работы. Можно только из лукавства не признавать того, что лечение 
является продуктом взаимного влияния, в котором принимает участие все существо 
пациента, равно как и врача. При лечении происходит встреча двух иррациональных 
данностей, а именно двух людей, которые не есть ограниченные, измеримые 
величины, но которые привносят с собой наряду с их потенциально определимым 
сознанием неопределимо распространенную сферу бессознательного. Поэтому для 
результата душевного лечения личность врача (так же, как и пациента) часто 
намного важнее, чем то, что врач говорит и думает, хотя последним нельзя 
пренебрегать с точки зрения вредящего или целебного фактора. Встреча двух 
личностей напоминает смешение двух различных химических веществ: если они 
вообще вступают в соединение, то оба изменяются. В каждом случае лечебного 
воздействия на душу должно ожидать, что врач будет оказывать влияние на 
пациента. Однако здесь может иметь место и обратное влияние - в случае 
воздействия пациента на врача. Если врач защитится от влияния пациента и 
окутает себя клубами дыма отцовски-профессионального авторитета, это не 
принесет ему пользы, Этим он просто откажет себе в использовании в высшей 
степени важного органа познания. Ведь пациент бессознательно оказывает на врача 
влияние и вызывает в его бессознательном изменения; известные, наверное, многим 
психотерапевтам их собственные, воистину профессиональные изменения или даже 
повреждения души самым убедительным образом доказывают, так сказать, химическое 
воздействие пациента. Одно из самых известных явлений этого рода - вызванный 
переносом контрперенос. Но чаще воздействия имеют более тонкую природу, и их 
нельзя охарактеризовать иначе, как древней идеей перенесения болезни на 
здорового, который должен своим здоровьем одолеть демона болезни, что, однако, 
негативно сказывается на его собственном здоровье.
 На отношения между врачом и пациентом воздействуют некоторые иррациональные 
факторы, вызывающие обоюдные изменения (преобразования). При этом решающее 
значение будет иметь стабильная сильная личность. Однако перед моими глазами 
прошло немало случаев, когда пациент вопреки всякой теории и профессиональным 
намерениям ассимилировал врача, порой даже нанося ему известный вред.
 Ступень преобразования основывается на этих фактах, ясному осознанию которых 
предшествовал охватывающий более чем четверть столетия практический опыт. 
Признавая эти факты, сам Фрейд поддержал мое требование к врачу - подвергнуть 
анализу самого себя.
 Что означает это требование? Оно означает не что иное, как необходимость для 
врача "находиться под анализом" в той же мере, что и для пациента. Первый 
является такой же составной частью процесса душевного лечения, как и последний, 
и поэтому в той же степени подвержен преобразующим воздействиям. Если же врач 
оказывается недоступным такому воздействию, то он лишается также и возможности 
влиять на пациента, а поскольку в результате он оказывает влияние только 
бессознательно, то в поле его сознания образуется белое пятно, не позволяющее 
ему правильно видеть пациента. В подобных случаях успешность лечения 
оказывается под сомнением.
 Стало быть, врач обременен той же задачей, которой он хотел бы обременить 
пациента, а именно быть, например, социально приспособленным существом или, в 
другом случае, правильно неприспособленным. Терапевтическое требование может, 
конечно, принимать форму тысячи различных, в зависимости от установок врача,