личности, не павшие безропотно жертвами бессознательной деятельности образа 
родителей. Скорее наоборот, они овладевают этой деятельностью, бессознательно 
отождествляя себя с родителями.
 В отношении феномена переноса простое признание оказывается непригодным, что 
послужило поводом к значительному изменению Фрейдом первоначального 
катартического метода Брейера. То, что Фрейд отныне стал делать, было названо 
им "методом толкования".
 Это дальнейшее развитие вполне логично, потому что отношения переноса в 
особенности требуют разъяснения. Насколько это важно, вряд ли может дать себе 
отчет дилетант, а тем более врач, который неожиданно оказывается втянутым в 
ткань непонятных, фантастических восприятии. То, что пациент переносит на врача,
 должно быть истолковано, то есть разъяснено. Поскольку даже сам больной не 
знает содержания своего переноса, то врачу необходимо подвергнуть толкованию 
имеющиеся отрывки его фантазий. Самыми непосредственными и важными продуктами 
такого рода являются сновидения. Фрейд исследовал область сновидений, связанную 
исключительно с содержанием вытесненного, и, естественно, вскрыл при этом те 
инцестуозные содержания, о которых я говорил ранее. Конечно, из такого 
расследования были получены не только инцестуозные материалы в узком смысле 
этого слова, а вообще все возможные низости, на которые способна человеческая 
природа. Их список очень длинный. Для того чтобы исчерпать его хотя бы в 
некоторой степени, потребуется работа протяженностью в целую жизнь.
 Результатом фрейдовского метода разъяснения является педантичная разработка 
теневых сторон человека, о которых до этого мы и не подозревали. Это, пожалуй, 
самое действенное противоядие от всех идеалистических иллюзий относительно 
сущности человека. Поэтому неудивительно, что Фрейду и его школе повсюду 
оказывается мощнейший отпор. Я не хочу говорить о тех, кто имеет иллюзии насчет 
природы человека, но хотел бы подчеркнуть, что среди противников метода 
разъяснения немало и таких, кто не имеет подобных иллюзий, но все же считает, 
что нельзя объяснять человека односторонне - исключительно его теневыми 
сторонами. В конце концов, важна ведь не тень, а тело, которое эту тень 
отбрасывает.
 Фрейдовский метод толкования - это, так сказать, редуктивное разъяснение. Но 
если такое разъяснение однобоко и не знает меры, оно становится разрушительным. 
И все же полученный из проделанной Фрейдом работы по изучению человеческой 
природы вывод о том, что природа эта имеет также и теневую сторону, причем не 
только сам человек, но и его творения, его институты и убеждения, - этот вывод 
был очень полезен для развивающейся психологической мысли. Самые чистые и самые 
святые наши воззрения покоятся на глубоких, темных основах, и, в конце концов, 
дом можно объяснять не только от конька крыши вниз, но также и от подвала вверх,
 причем последнее объяснение имеет еще и то преимущество, что генетически оно 
более верное, ибо дома строят не с крыши, а с фундамента и, кроме того, строить 
всегда начинают с самого простого и грубого. Здравомыслящий человек не будет 
отрицать, что приложение Саломоном Рейнахом примитивных тотемических воззрений 
к причастию не лишено смысла. Он также не будет отклонять возможность 
применения гипотезы инцеста к греческим мифам о богах. Конечно, болезненно для 
чувства - объяснять лучезарные вещи через их теневую сторону и тем самым 
низводить их, в известной степени, до печальной грязи начал. Но я считаю 
слабостью "красивых вещей" и слабостью человека, если при использовании тени в 
качестве объяснительного принципа что-нибудь из этого рода может быть разрушено.
 Ужас от фрейдовского толкования возникает у нас исключительно из-за нашей 
варварской или детской наивности, которая еще не знает того, что верх всегда 
предполагает низ и что "les extreme se touchent" (Крайности сходятся (франц.). 
- Перед.)- абсолютная истина. Неверно, однако, было бы считать, что светлого, 
поскольку оно объясняется теневой стороной, отныне не существует. Это достойное 
сожаления заблуждение свойственно и самому Фрейду. Без света нет тени, без 
доброго нет злого, и наоборот. Поэтому я не могу сожалеть о потрясении, которое 
нанесло нашим иллюзиям и нашей ограниченности такое разъяснение. Наоборот, я 
приветствую его как необходимое и, пожалуй, беспрецедентное по своему значению 
историческое исправление; ведь вместе с ним привносится философский релятивизм, 
воплощенный в современной физике и математике Эйнштейном, а по сути являющийся 
малодоступной для нас восточной мудростью, в отношении которой невозможно 
предсказать, чем она еще для нас обернется.
 Нет ничего бесплоднее интеллектуальных идей. Но если идея является фактом души.
 который без видимой исторической каузальной связи прокрадывается в различные 
области, тогда дело стоит того, чтобы обратить на него внимание. Ведь идея, 
которая является душевным фактом, представляет собой в логическом и моральном 
отношении неопровержимую силу, которая могущественнее человека и его разума. 
Человек думает, что создает эти идеи, но в действительности они создают его, 
так что он бессознательно становится простым их рупором.
 Чтобы снова вернуться к нашей проблеме фиксации, я хотел бы теперь обсудить 
вопрос, какое воздействие оказывает разъяснение. Замена фиксации ее темным 
задним планом обесценивает позицию пациента; он не может не видеть непригодного 
инфантилизма своих претензий, благодаря чему в одном случае он нисходит с 
мнимой высоты самовольно присвоенного авторитета до скромного уровня и 
определенной, возможно, целебной неуверенности в себе, а в другом будет 
признавать, что предъявление претензий к другим является удобной инфантильной 
позицией, которая должна быть заменена большей собственной ответственностью.
 Кому понимание этого что-нибудь говорит, тот сделает соответствующие моральные 
выводы и, вооруженный сознанием собственной недостаточности, ринется в борьбу 
за существование, чтобы истощить те силы и влечения, которые распоряжались им