Поскольку мы по-прежнему являем собой природу, постольку мы бессознательны и 
живем в безопасности не имеющих проблем инстинктов. Все, что еще является в нас 
природой, страшится проблемы, ибо ее имя - сомнение, а где бы ни господствовало 
сомнение - повсюду неопределенность и возможность различных путей. Но там, где 
кажутся возможными различные пути, мы лишены надежного руководства со стороны 
инстинкта и у нас появляются опасения. Ведь здесь наше сознание должно теперь 
делать то, что за своих детей всегда делала природа, а именно - уверенно, 
однозначно и безо всяких сомнений решать. И тут нас охватывает свойственное 
всем людям опасение, что сознание, наше прометеево завоевание, в конце концов, 
все же неравноценно природе.
 Эта проблема приводит нас к одиночеству, где мы лишены отца и матери и 
покинуты даже природой, где мы вынуждены обращаться к сознанию, и ни к чему 
другому, кроме него. Мы не можем поступить иначе и должны на место того, что 
совершалось естественным путем, поставить сознательное решение. Таким образом, 
любая проблема означает возможность распространения сознания, но вместе с тем 
также и необходимость распрощаться со всей бессознательной детскостью и 
естественностью. Эта необходимость является столь бесконечно важным душевным 
фактором, что составляет один из наиболее значительных символических предметов 
учения христианской религии, то есть жертву исключительно природного человека, 
бессознательного, естественного живого существа, трагедия которого началась уже 
в тот момент, когда он сорвал в раю яблоко. Становление сознания - это как бы 
расплата за то библейское грехопадение. И таковой нам действительно кажется 
любая проблема, требующая от нас высокой степени сознания и тем самым еще 
больше удаляющая от нас рай детской бессознательности. Каждый человек склонен 
не замечать собственные проблемы; о них по возможности не упоминают или же, еще 
лучше, отрицают их существование. Хочется, чтобы жизнь была простой, надежной и 
ровной, и потому проблемы - это табу. Хочется определенности, а не сомнений, 
хочется результатов, а не экспериментов; при этом, однако, упускается из виду, 
что только благодаря сомнениям может быть достигнута определенность и только 
благодаря экспериментам могут быть получены результаты. Так что искусственное 
отрицание проблем не придает уверенности; чтобы добиться ясности и 
определенности, необходимо, скорее, более широкое и высокое сознание.
 Мне понадобилось такое длинное вступление для того, чтобы пояснить суть нашего 
предмета. Там, где идет речь о проблемах, мы инстинктивно отказываемся 
проходить сквозь тьму и неизвестность. Мы хотим слышать только об однозначных 
результатах и при этом полностью забываем, что эти результаты вообще могут 
появиться лишь тогда, когда мы пройдем сквозь тьму. Но чтобы суметь через нее 
пройти, мы должны призвать все возможности просветления, которыми обладает наше 
сознание; как я уже говорил, мы вынуждены даже рассуждать умозрительно. Ведь 
при обсуждении душевной проблематики мы постоянно сталкиваемся с 
принципиальными вопросами, которые считаются вотчиной самых разных факультетов. 
Мы раздражаем и злим теолога не меньше, чем философа, а медика не меньше, чем 
воспитателя; мы вторгаемся даже в сферу деятельности биолога и историка. Эти 
экстравагантности возникают не из-за нашей нескромности, а в силу того 
обстоятельства, что душа человека представляет собой необычайную смесь факторов,
 являющихся одновременно предметами самых разных наук. Ибо науки обязаны своим 
рождением самому человеку и его своеобразным качествам. Они являются симптомами 
его души.
 Поэтому если мы поставим неизбежный вопрос; "Почему в отличие от животного 
мира (а это отличие является довольно очевидным) человек вообще имеет проблемы? 
" - то окажемся в крайне запутанном клубке мыслей, который сплели в течение 
сотен веков многие тысячи очень острых умов. В данной работе я не буду 
заниматься сизифовым трудом, а лишь постараюсь внести свой посильный вклад в 
разрешение этого принципиального вопроса.
 Без сознания нет проблемы. Поэтому мы должны поставить вопрос иначе, а именно: 
каким образом случилось так, что человек вообще стал обладать сознанием? Я не 
знаю, как это произошло, потому что, когда первые люди стали сознательными, 
меня не было на свете. Но мы можем и сегодня наблюдать за становлением сознания 
у маленьких детей. Все родители, если они внимательны, могут это увидеть. 
Собственно говоря, мы можем увидеть следующее: когда ребенок кого-нибудь или 
что-нибудь узнает, мы чувствуем, что он имеет сознание. Поэтому, наверное, и в 
раю тоже было древо познания, принесшее столь фатальные плоды.
 Но что такое узнавание? Мы говорим об узнавании в том случае, если нам, 
например, удается расчленить новое восприятие на уже имеющиеся связи, причем 
таким образом, что в сознании будут представлены не только восприятие, но 
вместе с тем и части уже имеющихся содержаний (Следовательно, узнавание 
основывается на представленной в сознании взаимосвязи психических содержаний. - 
АВТ..). Мы не можем распознать содержание, не имеющее связей, и мы не можем его 
осознать, если наше сознание все еще находится на этой начальной ступени. Таким 
образом, первой формой сознания, доступной нашему наблюдению и познанию, 
является простая связь двух или нескольких психических содержаний. Поэтому на 
данной ступени сознание все еще связано с представлением нескольких рядов 
отношений, а, следовательно, является лишь спорадическим, и в дальнейшем его 
содержания уже не вспоминаются. Фактически для первых лет жизни нет постоянной 
памяти. В крайнем случае здесь имеются островка сознания, подобные отдельным 
лучам света или освещенным глубокой ночью предметам. Но эти островки 
воспоминаний уже не являются теми самыми ранними, существующими лишь в 
представлении связями содержаний, а включают в себя новый, очень важный ряд 
содержаний, а именно содержания, представляющие самого субъекта, так сказать, 
его "Я". Поначалу этот ряд содержаний, как и прежде, существует только в