клетки. Или же в них вселяются чужие души, вызывая тем самым болезни.
 Разумеется, эта проекция психического устанавливает связи между людьми, а 
также между людьми, животными и вещами, которые кажутся совершенно 
непостижимыми. Один белый охотник застрелил крокодила. Сразу после этого из 
соседней деревни прибежало множество людей; крайне возбужденные, они требовали 
компенсации за нанесенный ущерб. Дело в том, что крокодил, оказывается, был на 
самом деле одной старой женщиной из этой деревни, которая умерла как раз в тот 
момент, когда раздался выстрел. Очевидно, ее душа находилась в этом крокодиле. 
Другой охотник застрелил леопарда, который угрожал скоту. В это же время в 
соседнем селении умерла женщина. Она также была отождествлена с убитым 
леопардом.
 Леви-Брюль придумал для этих удивительных связей выражение "participation 
mystique". Мне кажется, что слово "мистическая" выбрано неудачно, потому что, с 
точки зрения первобытного человека, речь идет не о чем-то мистическом, а о 
совершенно естественном. Таким необычным это кажется только нам, поскольку мы с 
этими психическими отщеплениями, по-видимому, незнакомы. Но в действительности 
они существуют и у нас тоже, только не в такой наивной, а в несколько более 
цивилизованной форме. Например, чуть ли не как само собой разумеющееся мы 
предполагаем, что у других людей такая же психология, как у нас самих, что 
другим должно нравиться или казаться желательным то же, что и нам; то, что 
плохо для нас, должно быть плохо и для других. Так, наше правосудие только в 
последнее время сумело наконец прийти к психологической относительности 
приговора. Тезис "Quod licet Jovi, non licet bovi" (Что дозволено Юпитеру, то 
не дозволено быку (лат.) - Перев.) до сих пор вызывает гнев в любой простой 
душе. Равенство перед законом по-прежнему считается ценным завоеванием. И всем 
плохим и неполноценным, чего не хотят видеть в самом себе, совершенно 
определенно обладает другой; поэтому его надо критиковать, с ним нужно бороться,
 хотя на самом деле происходит всего лишь перенос собственной душевной 
ущербности на другого. Мир по-прежнему полон "betes noires" (Досл. черные 
животные (лат.). - Перев.) и козлами отпущения, так же как он раньше кишел 
ведьмами и оборотнями.
 Психологическая проекция, то есть "participation mystuque" по Леви-Брюлю, 
которую он совершенно справедливо выделил в качестве особенно характерной черты 
первобытного человека, представляет собой одно из самых обычных психических 
явлений, которое мы называем другими словами и которое, как правило, не желаем 
признавать, Все, что является бессознательным у нас, мы обнаруживаем у соседа и 
соответственно этому с ним обходимся. Над ним больше не проводят опытов с ядом, 
его не сжигают на костре и не мучают, однако ему доставляют моральные страдания 
авторитетным менторским тоном. То, с чем в нем борются, - это, как правило, 
собственная неполноценность.
 Из-за недифференцированности своего сознания и связанного с этим полного 
отсутствия самокритики первобытный человек просто-напросто чуть больше нас 
проецирует. А так как все это кажется ему абсолютно объективным, то, 
соответственно, и язык его более красочен. С некоторой долей юмора под 
женщиной-леопардом можно представить себе нечто такое, что мы понимаем под 
гусем, коровой, курицей, змеей, быком, ослом, верблюдом и т.д., известными 
каждому из нас в качестве ephitheta ornantia (Эпитеты для украшения (лат.). - 
Перев.). Разве что у первобытной души нет морального привкуса с присущим ему 
ядом; к тому же архаичный человек слишком натуралистичен и слишком увлечен 
происходящим, чтобы рассуждать подобно нам. Туземные жители с большой 
деловитостью объясняли мне, что я принадлежу к тотему медведя, то есть являюсь 
медведем, потому что спускаюсь по вертикальной лестнице не как человек, а как 
медведь, поворачиваясь спиной, и используя все четыре конечности. Если бы 
кто-нибудь в Европе назвал меня пещерным медведем, это было бы то же самое, 
только с несколько иными нюансами. Мотив воплощения души в животном мире, 
кажущийся нам столь необычным у первобытного человека, стал у нас языковой 
фигурой, как и многое другое. Если мы переведем метафору на конкретность, то 
получим архаичное воззрение. Возьмем, к примеру, слово "лечить". Архаичными 
выражениями являются "накладывание рук", "обрабатывать руками" - как раз то, 
что делает шаман со своими пациентами (В немецком языке все три выражения: 
"arztlich behandein", "Handauflegen", "mit Handen bearbeiten" - имеют общий 
корень Hand - рука. - Перев.).
 Самое непонятное в воплощении души состоит в том, что нас сбивает с толку 
конкретное представление о полном отщеплении души и ее пребывании в 
каком-нибудь диком животном. Но если мы кого-то называем верблюдом, то не имеем 
в виду, что он во всех отношениях представляет собой некое верблюдоподобное 
млекопитающее, а подразумеваем, что он верблюд только в определенном смысле. 
Тем самым мы отщепляем часть личности или души данного человека и 
персонифицируем этот осколок в качестве верблюда. Так и женщина-леопард тоже 
человек, леопардом является только ее душа. А поскольку для первобытного 
человека все бессознательные психические содержания конкретны, то тот, кого 
называют леопардом, имеет душу леопарда или, при еще более глубоком отщеплении, 
душа леопарда живет в зарослях в образе настоящего леопарда,
 Обусловленное проекцией тождественное обозначение создает мир, в который 
человек целиком погружен не только физически, но и духовно; он как бы 
растворяется в нем. Он отнюдь не его хозяин, он его часть. Поэтому первобытные 
люди еще далеки от человеческого партикуляризма. Они не мечтают о том, чтобы 
быть хозяевами вселенной. Их зоологическая классификация не достигает вершины в 
homo sapiens; наивысшим существом для них является слон, затем лев, потом удав 
или крокодил, потом человек и затем более низкие существа. Человек здесь все