потенциалом, придающим американцу радость предпринимательства и просто-таки 
завидный энтузиазм, которого мы не знаем в Европе. Именно из-за того, что мы 
все еще пребываем во владении духов наших предков, то есть из-за того, что для 
нас все исторически опосредствованно, мы находимся в контакте с нашим 
бессознательным, однако именно этим контактом мы и связаны по рукам и ногам. Мы 
настолько охвачены исторической обусловленностью, что для того, чтобы собраться 
с силами и вести себя, например, в политическом отношении не так, как пятьсот 
лет назад, необходима уже грандиозная катастрофа. Контакт с бессознательным 
приковывает нас к нашей земле и делает нас чрезвычайно тяжкими на подъем, что с 
точки зрения прогресса, разумеется, не является полезным. Но я бы не хотел 
говорить слишком дурно о нашем отношении к доброй земле-матушке. "Plurimi 
petransibunt", тот, однако, кто остается на своей земле, обладает 
долговечностью. Отдаление от бессознательного и тем самым от исторической 
обусловленности означает лишенность корней. Это представляет собой опасность 
для покорителя чужой земли; но это опасно также и для того, кто из-за 
пристрастия к какому-нибудь "изму" теряет связь с темными, материнскими, 
земными первоосновами своей сущности.
 
 Архаичный человек
 
 "Архаичный" означает "начальный, первозданный". Сказать что-либо основательное 
о современном, цивилизованном человеке - это одна из самых трудных и 
неблагодарных задач, которые только можно придумать, ибо тот, кто говорит, 
ограничен теми же условиями и ослеплен такими же предрассудками, что и те, о 
ком он должен высказать свои соображения. Однако в отношении архаичного 
человека мы находимся, по-видимому, в более благоприятном положении. Мы удалены 
во времени от его мира, превосходим его в духовной дифференциации и поэтому 
имеем возможность взглянуть с высоты наших достижений на его разум и на его мир,

 Этим тезисом определяются также рамки и моего доклада, те рамки, без которых 
было бы, пожалуй, невозможно набросать достаточно объемную картину душевных 
явлений, присущих архаичному человеку. То есть мне бы хотелось ограничиться 
именно такой исключающей из своего рассмотрения антропологию первобытных 
народов картиной. Когда мы ведем речь о человеке в целом, то вовсе не имеем в 
виду его анатомию, форму его черепа и цвет его кожи, но подразумеваем под этим 
его душевно-человеческий мир, его сознание и его образ жизни. Это, однако, 
является предметом психологии. Поэтому мы будем, в сущности, заниматься 
архаичной, то есть первобытной, психологией. Несмотря на такое ограничение, 
наша тема все-таки выходит за эти рамки, поскольку архаичная психология 
является психологией не только первобытного, но и современного, цивилизованного 
человека; однако под этим понимаются не те отдельные проявления атавизма в 
современном обществе, а скорее психология каждого цивилизованного человека, 
который, несмотря на свой высокий уровень сознания, в более глубоких слоях 
своей психики все еще остается человеком архаичным. Так же как наше тело 
по-прежнему представляет собой тело млекопитающих, в свою очередь 
обнаруживающее в себе целый ряд реликтов еще более ранних состояний, сходных с 
состояниями холоднокровных животных, так и наша душа является продуктом, 
который, если проследить за истоками его развития, все еще обнаруживает 
бесчисленные архаизмы.
 Однако при первом соприкосновении с первобытным человеком или при изучении 
научных трудов по первобытной психологии всегда создается впечатление его 
чужеродности. Даже такой авторитет в области первобытной психологии, как 
Леви-Брюль, не устает все время подчеркивать это чрезвычайное отличие "etat 
prelogique" (Дологическое состояние (франц.). - Перед.) от нашего сознания. Ему,
 как человеку цивилизованному, кажется просто непостижимым, что первобытный 
человек совершенно не считается с очевидным опытом и, отрицая осязаемые причины,
 считает ео ipso действительными свои "representations collectives" 
(Коллективные представления (франц.). - Перев.), вместо того чтобы объяснять 
явление простой случайностью или разумной каузальностью. Под "representations 
collectives" Леви-Брюль понимает широко распространенные идеи априорно 
истинного характера, такие, как духи, колдовство, могущество шамана и т.д. 
Например, то, что люди умирают от старости или от болезней, которые считаются 
смертельными, - факт для нас само собой разумеющийся, но для первобытного 
человека это не так. Аргумент его при этом таков: живут же люди, которые 
намного старше. Никто не умирает от болезни, ведь многие затем либо 
выздоравливали, либо же болезнь не затрагивала их вовсе. Действительным 
объяснением для него всегда является магия. Человека убили либо дух, либо 
колдовство. Многие вообще считают естественной лишь смерть в бою. Другие, 
однако, и эту смерть рассматривают как неестественную, поскольку противник либо 
был колдуном, либо использовал заколдованное оружие. Иногда эта гротескная идея 
принимает еще более впечатляющую форму. Так, однажды один европеец застрелил 
крокодила, в желудке которого оказались два браслета. Туземцы признали в них 
браслеты, принадлежавшие двум женщинам, которых незадолго до этого проглотил 
крокодил. Тотчас же поднялся крик о колдовстве, так как этот вполне 
естественный случай, который не показался бы подозрительным ни одному европейцу,
 был истолкован совершенно неожиданно, исходя из духовных предпосылок 
("representations collectives" no Леви-Брюлю) первобытного человека. Неведомый 
колдун вызвал крокодила, приказал поймать этих двух женщин и принести ему. 
Крокодил исполнил это приказание. Но как быть с двумя браслетами в желудке 
животного? Крокодил, объясняли они, не проглатывает людей по собственной воле.