даже свою жену он может рассматривать как одну среди прочих. Он всегда также 
подчеркивает законный и социальный характер брака, тогда как женщина видит в 
нем исключительно личные отношения. Следовательно, сознание женщины 
ограничивается, как правило, одним мужчиной, в то время как в сознании мужчины 
существует стремление к выходу за рамки личного, которое при определенных 
обстоятельствах может идти вразрез со всем личным. Исходя из этого, мы можем 
предположить, что в бессознательном эта тенденция должна компенсироваться 
противоположной. Прекрасным подтверждением этому является относительно строго 
очерченная фигура Анимы у мужчины и столь же неопределенный полиморфизм Анимуса 
у женщины.
 Я вынужден ограничиться здесь изображением Анимы и Анимуса лишь в общих чертах.
 Но если бы я описал Аниму просто как первообраз женщины, состоящий в основном 
из иррационального чувства, а Анимуса - только как первообраз мужчины, 
состоящий из мнений, то это ограничение зашло бы слишком далеко. Обе фигуры 
представляют собой обширные проблемы, ибо они являются архаичными формами тех 
психических феноменов, совокупность которых с древних времен называют душой. 
Они являются также причиной того, что человек вообще испытывает потребность 
говорить о душах или о демонах.
 Ни одно автономное психическое содержание не является внеличностным или 
объективным. Объективность, внеличностность - это категория сознания. Все же 
автономные психические факторы имеют личностный характер, начиная с голосов, 
которые слышат душевнобольные, и кончая призраками медиумов и видениями 
мистиков. Это же относится к Аниме и Анимусу, которые тоже имеют личностный 
характер, что можно выразить не иначе как словом "душа".
 Здесь, однако, я хотел бы предостеречь от возможного недопонимания. Понятие 
души, которое я здесь употребляю, скорее можно сравнить с воззрением 
первобытного человека, например с душами Ба и Ка египтян, чем, допустим, с 
христианской идеей "души", которая уже представляет собой попытку философского 
осмысления метафизической индивидуальной субстанции. Мое сугубо 
феноменологическое толкование души категорически не имеет с этим ничего общего. 
Я не занимаюсь психологической мистификацией, а только пытаюсь научно осмыслить 
архаичные психологические феномены, лежащие в основе веры в душу.
 Поскольку фактический комплекс Анимуса и Анимы наиболее соответствует тому, 
что все времена и народы описывали как душу, то нет ничего удивительного и в 
том, что, как только начинаешь подбираться вплотную к содержаниям обоих 
комплексов, сразу сталкиваешься с привносимой ими с собою необычайной 
атмосферой мистицизма. Там, где проецируется Анима, тут же возникает 
удивительное чувство исторической сопричастности, которое Гёте облек в слова: 
"Ах, в те времена, которые уже отжили, ты была моей сестрой или женой моею" (В 
стихотворении "Почему ты нас наводишь на глубокие раздумья?" (К госпоже фон 
Штайн). - Авт.) А Райдер Хаггард и Бенуа, чтобы воздать должное неизбежному 
историческому чувству, обращаются к Греции и Египту.
 Удивительно, но, судя по моему опыту, этот вид мистического историзма у 
Анимуса отсутствует. Я бы сказал, что он больше занят настоящим и будущим. У 
него преобладают законодательные наклонности, он предпочитает говорить о том, 
какими должны быть вещи, или, по крайней мере, дает аподиктический взгляд на 
факты, которые как раз и являются довольно спорными и неочевидными, причем 
делает это столь категорично, что в дальнейшем женщина избавляется от слишком 
тягостных для нее раздумий.
 Я могу объяснить себе это различие опять-таки лишь компенсацией по контрасту. 
Мужчина в своем сознании планирует заранее и старается создать будущее, тогда 
как ломать себе голову над тем, кем была чья-то прабабушка, - занятие 
специфически женское. Но именно эта женская генеалогическая тенденция весьма 
отчетливо, с английской сентиментальностью, проявилась у Райдера Хаггарда, в то 
время как у Бенуа та же тенденция приобрела пикантный привкус "chronique 
familiale et scandaleuse" (Семейная хроника и скандалы (франц). - Перед.). 
Проявление в форме иррационального чувства идеи реинкарнации тесно связано с 
Анимой, в то время как женщина, поскольку она не слишком подчинена рационализму 
мужчины, признает эти же самые чувства вполне осознанно.
 Историческое чувство всегда ощущается как нечто значительное и связанное с 
судьбой. Поэтому оно непосредственно ведет к проблемам бессмертия и 
божественного. Даже у рационально-скептического Бенуа умершие от любви люди 
обретают вечность благодаря некоему особому методу мумификации, не говоря уже о 
процветании мистицизма в "The Return of She" Райдера Хаггарда - кстати, 
психологическом документе первого порядка!
 Так как сам по себе Анимус не является ни чувством, ни склонностью, то этот 
изображенный здесь аспект у него отсутствует полностью. И все же в самой 
глубокой своей сущности он тоже историчен. К сожалению, для Анимуса нет хороших 
литературных примеров, поскольку женщины пишут меньше, чем мужчины, и, кроме 
того, если даже и пишут, то им, видимо, недостает в известной степени наивной 
интроспекции, или же, по крайней мере, они предпочитают хранить результаты этой 
интроспекции в каком-то другом месте - возможно, как раз потому, что с этим не 
связано ни одно чувство. Я знаю только один документ, лишенный этих недостатков,
 - новеллу Мэри Хэй "The Evil Vineyard". В этом совершенно непритязательном 
повествовании исторический момент Анимуса выступает искусно завуалированным, 
что, разумеется, было сделано автором непреднамеренно.
 Анимус представляет собой имеющееся a priori бессознательное условие для 
необдуманного суждения. О существовании такого суждения можно узнать только по 
тому, какая установка возникнет затем в сознании по отношению к определенным 
вещам. Здесь я должен привести небольшой пример: в одной семье мать окружила