Что же представляют собой самые непосредственные архетипы? Этот вопрос 
прямиком ведет нас к проблеме функций архетипов и тем самым в сердцевину 
проблемы, Но из чего, собственно, мы должны исходить, отвечая на этот вопрос? 
Из позиции ребенка, или из позиции первобытного человека, или же, наконец, из 
позиции развитого современного сознания? Каким образом мы можем распознать 
архетип? И когда вообще мы должны обращаться за помощью к нашей гипотезе?
 Я бы хотел высказать предложение: любую психическую реакцию, несоразмерную с 
вызвавшей ее причиной, необходимо исследовать относительно того, не была ли она 
обусловлена в то же время и архетипом (Ср.: Inslinkt und Unbewubtes. - Авт.).
 То. что я под этим подразумеваю, мне хочется пояснить следующим примером. Один 
ребенок испытывал страх перед своей матерью. Убедившись, что никакой 
рациональной причины для этого не было, например угрызений совести у ребенка, 
или насилия со стороны матери, или чего-нибудь еще в этом роде, а также что с 
ребенком не произошло ничего, что бы могло объяснить этот страх, я предложил 
рассмотреть ситуацию через призму представлений об архетипах. Обычно такие 
страхи наступают к ночи и, как правило, проявляются в сновидениях. Накануне 
мать приснилась ребенку в образе преследующей детей ведьмы. В данном случае 
сознательным материалом сновидения была сказка о Гензеле и Гретель. Из этого 
часто делают вывод, что рассказывать ребенку такие сказки не следует, считая, 
что здесь и коренится причина страха. Разумеется, это всего лишь ошибочная 
рационализация, и тем не менее ядро истины находится именно здесь, поскольку 
мотив ведьмы является по меньшей мере вполне подходящей и существующей уже с 
древних времен формой выражения для детского страха. Потому-то и вообще имеется 
такая сказка. Инфантильный страх ночи - это типичное явление, повторяющееся 
всегда и везде и с давних пор выражающееся в типичных мотивах сказок,
 Однако сказки - это не что иное, как инфантильные формы легенд, сказаний и 
суеверий из "религии ночи" первобытного человека. То, что я называю "религией 
ночи", представляет собой магическую форму религии, смысл и цель которой 
заключается в обхождении с темными силами, чертями, ведьмами, колдунами и 
духами. Подобно тому как детская сказка является филогенетическим повторением 
древней религии ночи, так и детский страх является повторением психологии 
первобытного человека, филогенетическим реликтом.
 То, что этот реликт проявляет известную жизнеспособность, отнюдь не является 
отклонением от нормы; ведь страх ночи, в той или иной степени свойственный в 
условиях цивилизации даже взрослому человеку, безусловно, не есть ненормальное 
явление. Только чрезмерный страх ночи может считаться ненормальным. И вопрос 
теперь заключается в следующем: при каких условиях эта боязливость усиливается? 
Может ли такое усиление объясняться только лишь выраженным в сказке архетипом 
ведьмы или же для объяснения должны быть приведены еще и другие основания?
 Пожалуй, мы можем сделать архетип ответственным только за некоторую 
незначительную, нормальную, степень боязливости; и наоборот, бросающееся в 
глаза и кажущееся ненормальным ее увеличение должно иметь особые причины, Фрейд,
 как известно, объясняет этот страх столкновением инцестуозных устремлений 
ребенка с запретом инцеста. То есть он объясняет с позиции ребенка. Я нисколько 
не сомневаюсь в том, что дети могут иметь "инцестуозные" стремления в 
употребляемом Фрейдом широком смысле этого слова. Но у меня вызывает сомнение, 
можно ли сразу приписывать эти стремления sui generis (Своего рода, особого 
рода, своеобразный {лат.}. - Перев.) детской психологии. Имеются серьезные 
основания считать, что психика ребенка по-прежнему зависит от психики родителей,
 особенно матери, причем настолько, что ее следует рассматривать прежде всего в 
качестве функционального придатка к психике родителей. Психическая 
индивидуальность ребенка проявится позже, лишь после того, как будет создана 
устойчивая непрерывность сознания. То, что ребенок вначале говорит о самом себе 
в третьем лице, является, на мой взгляд, явным доказательством безличности его 
психологии.
 Поэтому я склонен объяснять возможные инцестуозные тенденции ребенка скорее из 
психологии родителей, так же как любые детские неврозы должны рассматриваться 
прежде всего в свете родительской психологии. Так, нередко причиной 
усилившегося инфантильного страха является особая "закомплексованность" 
родителей, то есть вытеснение и игнорирование ими определенных жизненных 
проблем. Все, что осаждается в бессознательном, принимает ту или иную архаичную 
форму. Если, например, мать вытесняет комплекс, который ей неприятен и вызывает 
у нее страх, то ей кажется, что ее преследует злой дух - "a skeleton in the 
cupboard" (Скелет в шкафу (англ.). - Перев.), - как говорят англичане. Эта 
формулировка означает, что комплекс уже принял форму архетипа. Ее мучают и 
преследуют "кошмары". Независимо от того, расскажет она теперь или нет "ночную",
 то есть "страшную", сказку своему ребенку, она заражает его собственной 
психологией и оживляет в душе ребенка архетипические образы страха. Возможно, у 
нее существуют эротические фантазии, связанные с другим мужчиной. Ребенок же 
является наглядным свидетельством ее супружеских отношений. Ее сопротивление им 
бессознательно направляется на ребенка, который должен быть отвергнут. На 
архаичной ступени это соответствует его смерти. Тем самым мать превращается в 
злую, пожирающую детей ведьму.
 И в матери и в ребенке равным образом заложены архаичные возможности 
представлений, а та причина, которая впервые произвела на свет архетип в 
процессе человеческой истории и создавала его снова и снова, имеется и по сей 
день, вновь оживляя существующий с давних времен архетип.
 Я не случайно выбрал именно этот пример детской манифестации архетипа. Ведь 
самым непосредственным первообразом является, пожалуй, мать; для ребенка она во 
всех отношениях - самое близкое и самое сильное переживание, возникающее к тому