порождает компенсирующие символы, которые должны заменить рухнувшие мосты, но 
могут сделать это только с помощью сознания. Чтобы бессознательные символы были 
действенными, сознание должно их "понять", т.е. ассимилировать и интегрировать. 
Загадочный сон остается просто событием, понимание делает его переживанием.
 Поэтому я считал своей главной задачей изучение форм бессознательного, дабы 
научиться понимать его язык. Но так как, с одной стороны, мировоззрение есть 
важнейший исторический фактор, а с другой бессознательная символика связана с 
архаичными функциями психики, то при этом необходимо охватить большой 
исторический материал, а не только собрать и обработать эмпирические наблюдения.

 Практическая необходимость глубокого понимания продуктов бессознательного 
очевидна. При этом я продолжаю направление, заданное Фрейдом, пытаясь, правда, 
избежать предвзятых метафизических мнений. Вместо этого я стараюсь 
придерживаться непосредственного опыта и не заниматься метафизическими спорами. 
Я не считаю себя стоящим "над" или "по ту сторону" психики и судить о ней с 
некоей трансцендентальной архимедовой точки. Я отдаю себе отчет в том, что 
нахожусь внутри психе и не могу ничего другого, кроме как описывать то, что в 
ней есть. Например, исследуя мир сказок, трудно отделаться от впечатления, что 
их герои часто повторяются, хоть и в различных одеяниях. Из такого сравнения 
складывается то, что фольклористика называет изучением мотивов. Точно так же 
психология бессознательного поступает с образами сновидений, фантазий и бреда. 
В этой общей для психологии и мифологии области есть устойчивые мотивы, то есть 
типичные образы, корни которых можно проследить далеко в первобытную историю (т.
наз. архетипы5).
 Как мне кажется, они относятся к структуре человеческого бессознательного - 
иначе я не могу объяснить их универсальную и идентичную природу - будет ли
 Спасителем рыба, заяц, агнец, змея или человек. Это одна и та же фигура в 
разнообразных личинах. Из обширного опыта такого рода я сделал вывод, что самое 
индивидуальное в человеке - пожалуй, сознание, в отличие от которого тень - 
некий поверхностный слой бессознательного - уже менее уникальна, ибо человек 
отличается от себе подобных скорее добродетелями, чем пороками. Само же 
бессознательное в его основной и наиболее значимой форме может считаться 
коллективным, самотождественным феноменом, образуя некое примечательное 
единство, природа которого пока покрыта тьмой. К тому же сейчас появилась еще и 
парапсихология, объект изучения которой составляют явления, непосредственно 
связанные с бессознательным. К ним относятся прежде всего экстрасенсорные 
феномены6, которые медицинская психология не должна игнорировать. Если эти 
феномены что-то доказывают, то прежде всего некую психическую относительность 
пространства и времени, проливающую свет на единство коллективного 
бессознательного. На сегодняшний день несомненно установлены лишь две группы 
фактов: соответствие между индивидуальной и мифологической символикой и 
экстрасенсорным восприятием. Толкование этих феноменов -дело будущего.
 
 1 О психологии бессознательного, парагр. 16-55.
 2 Karl Kerenyi: Der gottliche Arzt. Studien uber Asklepios und seine 
Kultstatte, Basel 1948, p.84
 3 Фрейд: Леонардо да Винчи и его воспоминание о детстве / К.Г.Юнг, Э.Нойманн, 
"Психоанализ и искусство", М.,Рефл-бук, К., Ваклер, 1996, с. 250-298.
 4 См., например, Псалмы, 147,3, Книга Иова 5,18.
 5 Понятие архетипа является специально психологическим случаем того, что в 
биологии называют "pattern of behavior". [Поведенческие паттерны] Т. е. речь 
идет не об унаследованных представлениях, а о врожденных формах поведения.
 6 J.B.Rhine: Extra-Sensory Perception, Boston 1934.
 
 
 ПРАКТИЧЕСКОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ АНАЛИЗА СНОВИДЕНИЙ
 
 Терапевтическая применимость анализа сновидений -все еще очень спорная тема. 
Многие считают анализ сновидений в лечении неврозов обязательным и тем самым 
поднимают сновидение до функции, эквивалентной по психической важности сознанию.
 Другие, напротив, оспаривают правомерность анализа сновидений и, следовательно,
 считают их маловажным, побочным психическим продуктом. Само собой разумеется, 
что всякая точка зрения, приписывающая бессознательному решающую роль в 
этиологии неврозов, одновременно признает важное практическое значение 
сновидений как непосредственного проявления бессознательного. Точно так же 
воззрения, отвергающие бессознательное или хотя бы считающие его этиологически 
незначимым, объявляют и анализ снов необязательным. Можно было бы посчитать 
достойным сожаления, что в лето Господне 1931, более чем через полстолетия 
после того, как Карус (Carus) предложил понятие бессознательного, более чем 
столетием после того, как Кант говорил о "неизмеримом поле темных 
представлений", почти через 200 лет после того, как Лейбниц постулировал 
бессознательное психическое, не говоря уже о достижениях Жане, Флурнуа 
(Flournoy) и многих других, - что после всего этого существование 
бессознательного еще может быть предметом противоречий. Но я не собираюсь здесь,
 когда речь идет исключительно о практическом вопросе, провозглашать апологию 
бессознательного, хотя специальная проблема анализа сновидений существует и 
рушится вместе с гипотезой бессознательного. Без нее сновидение всего лишь 
lusus naturae (Игра природы (лат.) - Прим. пер.), бессмысленный конгломерат 
рассыпавшихся остатков дня. Если бы это действительно было так, то для 
дискуссии о применимости анализа сновидений не было бы оправдания. Мы вообще