|
(например, в снах), возникнет нечто соответствующее.
В таких случаях я поначалу уделяю основное внимание сновидениям. Я делаю это
вовсе не потому, что зациклился на идее исключительного значения снов для
психотерапии, и не потому, что обладаю таинственной теорией сновидений, а
просто от безвыходности. Я не знаю, где еще можно взять что-нибудь, поэтому
пытаюсь найти недостающее в снах; они дают воображаемые образы, намеки это
все-таки больше, чем ничего. У меня нет теории снов, я не знаю, как возникают
сновидения. Я вообще не уверен, заслуживает ли мой способ обращения со снами
названия метод. Я разделяю все предрассудки против толкования сновидений как
квинтэссенции ненадежности и произвола. Но, с другой стороны, я знаю, что почти
всегда при этом что-то получается, особенно если достаточно долго медитируешь
над сном, постоянно думаешь о нем. Это "что-то", конечно, не такой научный
результат, которым можно похвастаться или рационализировать, но это практически
важный намек, показывающий пациенту, куда нацелен неосознанный путь. Для меня
не важно, чтобы результат размышления над сном был научно достоверным и
неопровержимым - это побочная, аутоэротическая цель. Я удовлетворен, если это
что-то говорит пациенту и дает ход его жизни. Таким образом, единственный
критерий, который я могу признать, - это факт, что результат моих усилий
действует. Своего научного конька - желание всегда знать, почему это действует,
приходится отложить для досуга.
Бесконечно многообразны содержания инициальных снов, т.е. сновидений в начале
терапии. Во многих случаях поначалу сны ведут назад в прошлое и напоминают
забытое и утраченное - ведь состояния застоя и дезориентации случаются при
односторонней направленности жизни. Тогда может внезапно наступить так
называемая потеря либидо. Вся предшествующая деятельность становится
неинтересной, даже бессмысленной, и ее цели перестают быть желанными. То, что у
одного -лишь мимолетное настроение, у другого может стать хроническим
состоянием. В этих случаях часто бывает, что другие возможности развития
личности лежат погребенными где-то в прошлом, и никто, даже пациент, об этом не
знает. Сон же может обнаружить след.
В других случаях сновидение указывает на факты настоящего, которые никогда не
представлялись сознанию проблематичными или конфликтогенными например, брак,
социальное положение и т.д.
Эти возможности еще находятся в области рационального, и мне, наверное, было
бы нетрудно объяснить такие сны.
Действительные трудности начинаются только тогда, когда сны не указывают на
очевидное (а это они делают часто, особенно пытаясь предвосхитить будущее). Это
не обязательно пророческие сны, а просто предчувствующие, "рекогносцирующие"
сновидения. Такие сны содержат предчувствия возможного, их трудно вразумительно
объяснить незаинтересованному лицу. Они часто и мне самому непонятны, и тогда я
говорю пациенту: "Я не знаю, но попробуйте пройти по этому следу." Как я уже
сказал, единственный критерий - действенность, причем вовсе не обязательно
понимать, откуда она берется.
Особенно это относится к сновидениям, содержащим нечто вроде "бессознательной
метафизики" - мифологическое мышление "по сходству", причем сны иной раз имеют
неслыханно причудливые, озадачивающие формы.
Мне, наверное, возразят: откуда я знаю, что сны содержат "бессознательную
метафизику"? Тут мне приходится сознаться: я не знаю, есть ли это в сновидениях.
Для этого я слишком мало знаю о снах. Я вижу только их воздействие на пациента.
Хочу пояснить это маленьким примером.
В длинном инициальном сновидении одного из моих "нормальных" пациентов
основную роль играл факт болезни ребенка сестры сновидца. Это была двухлетняя
девочка.
В действительности у ею сестры незадолго до того умер мальчик, но больше никто
из ее детей не был болен. Больной ребенок, как содержание сна, казался поначалу
непонятным - это никак не соответствовало действительности. Между сновидцем и
его сестрой не было близких отношений, так что этот образ не носил личного
характера. Но потом ему вдруг пришло в голову, что два года назад он начал
изучать оккультизм, в ходе чего позднее открыл и психологию. То есть ребенок,
видимо, был его Духовным интересом - мысль, до которой я сам не додумался бы.
Чисто теоретически этот образ сна мог означать все или ничего. Значит ли вообще
какая-либо вещь или факт сами по себе что-нибудь? Несомненно лишь то, что
толкует, то есть придает значение всегда человек. Именно это существенно для
психологии. Представление о патологичности занятий оккультизмом импонировало
сновидцу как новая интересная мысль. Это каким-то образом подействовало. А раз
действует - это главное, чем бы оно ни являлось. Такая критическая мысль
вызвала определенное изменение установки. Именно незначительные изменения,
которые нельзя выдумать, приводят вещи в движение - и вот уже застой (по
крайней мере, в принципе) преодолен.
Образно выражаясь, в этом примере сон подразумевал, что оккультные штудии
сновидца патологичны, и я могу говорить о "бессознательной метафизике", если
сновидение наводит пациента на такие мысли.
Но я иду дальше: вместе с пациентом начинаю размышлять над его снами. Я делюсь
с ним своими мыслями и мнениями. Я не опасаюсь суггестивных воздействий, -ведь,
как известно, внушить можно лишь то, к чему человек и так уже втайне готов.
Нестрашно, если при этом временами попадаешь на ложный путь, - при следующей
попытке ошибочное вновь отторгается как чужеродное тело. Мне нет нужды
доказывать, что мое толкование правильно, это достаточно бесперспективное
предприятие. Мне просто нужно вместе с пациентом искать действенное - я чуть не
поддался искушению сказать действительное.
|
|