|
пути. Невроз — достаточно ценный сигнал, «полезное» сообщение, указывающее, что
индивид зашел слишком далеко. В этом смысле невротические симптомы могут
рассматриваться как компенсационные; они тоже часть механизма саморегуляции,
нацеленного на достижение более устойчивого равновесия внутри психического.
Парадоксально, но Юнг говорил иногда о ком-нибудь: «Слава Богу, он стал
невротиком!» Как физическая боль сигнализирует о неполадках в теле, так и
невротические симптомы сигнализируют о необходимости привлечь внимание к
психологическим проблемам, о которых человек и не подозревал.
Словом, «отступничество» Юнга было неизбежно, и последовавшие события
привели к тому, что в 1913 году между двумя великими людьми произошел разрыв, и
каждый пошел своим путем, следуя своему творческому гению.
Юнг очень остро переживал свой разрыв с Фрейдом. Фактически это была личная
драма, духовный кризис, состояние внутреннего душевного разлада на грани
глубокого нервного расстройства. «Он не только слышал неведомые голоса, играл,
как ребенок, или бродил по саду в нескончаемых разговорах с воображаемым
собеседником, — замечает один из биографов в своей книге о Юнге, — но и
серьезно верил, что его дом населен привидениями». /9- P.172/
В момент расхождения с Фрейдом Юнгу исполнилось тридцать восемь лет.
Жизненный полдень, притин, акмэ, оказался одновременно и поворотным пунктом в
психическом развитии. Драма расставания обернулась возможностью большей свободы
развития своей собственной теории содержаний бессознательного психического. В
работах Юнга все более выявляется интерес к архетипическому символизму. В
личной жизни это означало добровольный спуск в «пучину» бессознательного. В
последовавшие шесть лет (1913-1918) Юнг прошел через этап, который он сам
обозначил как время «внутренней неопределенности» или «творческой болезни»
(Элленбергер). Значительное время Юнг проводил в попытках понять значение и
смысл своих сновидений и фантазий и описать это — насколько возможно — в
терминах повседневной жизни. /10- Гл.VI. С.173 и далее [автобиографическая
книга]/ В результате получилась объемистая рукопись в 600 страниц,
иллюстрированная множеством рисунков образов сновидений и названная «Красной
книгой». (По причинам личного характера она никогда не публиковалась.) Пройдя
через личный опыт конфронтации с бессознательным, Юнг обогатил свой
аналитический опыт и создал новую систему аналитической психотерапии и новую
структуру психического.
В творческой судьбе Юнга определенную роль сыграли его «русские встречи»,
взаимоотношения в разное время и по разным поводам с выходцами из России —
студентами, пациентами, врачами, философами, издателями [Здесь мы не касаемся
важной для нас темы возникновения, запрета и нынешнего возрождения психоанализа
в целом в России, так или иначе связанной с аналитической концепцией Юнга.
Сейчас в еще большей степени стало ясным, что вслед за Фрейдом Юнг был (и
остается) одной из наиболее ярких и влиятельных фигур, чьи работы и идеи, в них
содержащиеся, привлекали и продолжают привлекать внимание российского
культурного читателя.]. Начало «русской темы» можно отнести к концу первого
десятилетия XX века, когда в числе участников психоаналитического кружка в
Цюрихе стали появляться студенты-медики из России. Имена некоторых нам
известны: Фаина Шалевская из Ростова-на-Дону (1907 г.), Эстер Аптекман (1911 г.
), Татьяна Розенталь из Петербурга (1901-1905, 1906-1911 гг.), Сабина Шпильрейн
из Ростова-на-Дону (1905- 1911) и Макс Эйтингон. Все они впоследствии стали
специалистами в области психоанализа. Татьяна Розенталь вернулась в Петербург и
в дальнейшем работала в Институте Мозга у Бехтерева в качестве психоаналитика.
Является автором малоизвестной работы «Страдание и творчество Достоевского».
/11- С.88-107/ В 1921 году в возрасте 36 лет покончила жизнь самоубийством.
Уроженец Могилева, Макс Эйтингон в 12 лет вместе с родителями переехал в
Лейпциг, где затем изучал философию, прежде чем ступить на медицинскую стезю.
Он работал ассистентом Юнга в клинике Бурхгольцли и под его руководством в 1909
году получил докторскую степень в Цюрихском университете. Другая «русская
девушка» Сабина Шпильрейн была пациенткой начинающего доктора Юнга (1904 г.), а
впоследствии сделалась его ученицей. Завершив образование в Цюрихе и получив
степень доктора медицины, Шпильрейн пережила мучительный разрыв с Юнгом,
переехала в Вену и примкнула к психоаналитическому кружку Фрейда. Некоторое
время работала в клиниках Берлина и Женевы, у нее начинал свой курс
психоанализа известный впоследствии психолог Жан Пиаже. В 1923 году вернулась в
Россию. Она вошла в состав ведущих специалистов-психоаналитиков образованного в
те годы в Москве Государственного Психоаналитического института. Дальнейшая ее
судьба сложилась весьма трагично. После закрытия Психоаналитического института
Сабина Николаевна переехала в Ростов-на-Дону к родителям. Запрет на
психоаналитическую деятельность, арест и гибель в застенках НКВД трех братьев,
и, наконец, смерть в Ростове, когда она вместе с двумя дочерьми разделила
участь сотен евреев, расстрелянных в местной синагоге немцами в декабре 1941
года. [Более подробно о С. Шпильрейн и других /12; 13; 14/]
Вена и Цюрих издавна считались центрами передовой психиатрической мысли.
Начало века принесло им известность и в связи с клинической практикой
соответственно Фрейда и Юнга, так что ничего удивительного не было в том, что
туда устремилось внимание тех русских клиницистов и исследователей, которые
искали новые средства лечения разнообразных психических расстройств и
стремились к более глубокому проникновению в человеческую психику. А некоторые
из них специально приезжали к ним на стажировку или для краткого ознакомления с
психоаналитическими идеями.
В 1907 — 1910 годах Юнга в разное время посещали московские психиатры Михаил
Асатиани, Николай Осипов и Алексей Певницкий [Материал об их пребывании см. в
|
|