|
деятельность. Ритмическая смена обеих форм психической деятельности должна была
бы соответствовать нормальному течению жизненного процесса. Однако сложные
внешние условия, в которых мы живем, равно как и еще более сложные условия
нашего индивидуального психического устройства и предрасположения, редко
допускают вполне гармоничное течение психической энергии. Внешние
обстоятельства и внутренняя диспозиция очень часто благоприятствуют работе
одного механизма в ущерб другому. Естественно, что это влечет за собой перевес
в сторону работы одного механизма. И если такое состояние по определенным
причинам становится преобладающим, то вследствие этого и возникает тип, то есть
привычная установка, в которой один механизм постоянно господствует, хотя и не
будучи в состоянии полностью подавить другой, поскольку и этот другой механизм
составляет безусловную принадлежность всего психического хозяйства. Поэтому
никогда и не может быть чистого типа в том смысле, чтобы в нем правил
исключительно один механизм при полной атрофии другого. Типическая установка
есть не что иное, как относительный перевес одного механизма.
Гипотеза об интроверсии и экстраверсии позволяет нам прежде всего различать
две обширные группы психологических личностей. Но подобное группирование носит,
однако, столь поверхностный и общий характер, что допускает лишь самое общее
различение. Более внимательное исследование индивидуальной психологии
представителей любой из этих групп тотчас же показывает громадное различие
между отдельными индивидами, принадлежащими, несмотря на это, к одной и той же
группе. Поэтому нам придется сделать еще один шаг в нашем исследовании с тем,
чтобы быть в состоянии определить, в чем же именно заключается различие между
индивидами. Опыт убедил меня в том, что, в общем, индивидов можно распределить
не только по их универсальному признаку экстраверсии и интроверсии, но и по их
отдельным основным психологическим функциям. Внешние обстоятельства и
внутренняя диспозиция не только вызывают преобладание экстраверсии или
интроверсии, но способствуют, кроме того, преобладанию у индивида одной из
основных функций над другими. Опираясь на опыт, я назвал основными
психологическими функциями — а именно такими, которые существенно отличаются от
всех прочих, — мышление, чувство, ощущение и интуицию. Если одна из этих
функций привычно господствует над другими, то формируется соответствующий тип.
Поэтому я различаю мыслительный, чувствующий, ощущающий и интуитивный типы.
Каждый из этих типов, кроме того, может быть интровертным или экстравертным,
смотря по своему отношению к объекту, как это уже было описано выше. В своей
предшествующей работе по вопросу о психологических типах я не проводил еще
такого различия, а отождествлял мыслительный тип с интровертным, а чувствующий
с экстравертным. При более глубоком проникновении такое смешение оказалось
несостоятельным. Во избежание недоразумения я попросил бы читателя не терять из
виду проведенное здесь различение. С тем чтобы достигнуть полной ясности в
столь сложных вопросах, я посвятил последнюю главу этой книги определению
психологических понятий, употребляемых мной.
I. Проблема типов в истории античной и средневековой мысли.
1. Психология классического периода: гностики, Тертуллиан, Ориген.
Хотя психология существует с тех пор, как существует известный нам мир, но
объективная психология является достоянием недавних времен. К древней науке
можно применить следующее положение: субъективной психологии в ней тем больше,
чем меньше психологии объективной. Поэтому сочинения древних хотя и полны
психологии, однако содержат очень мало объективно психологического. В немалой
мере это может быть обусловлено своеобразностью людских отношений в древности и
в Средние века. Античный мир отличался, если можно так выразиться, почти
исключительно биологической оценкой человека; это ярче всего выступает в
античных привычках жизни и в античных правовых отношениях. В Средние же века —
поскольку тогда вообще говорили о ценности человека — человеку давалась
метафизическая оценка, которая возникла вместе с мыслью о неутериваемой
ценности человеческой души. Такая оценка является компенсацией по отношению к
античной точке зрения, но для личностной оценки — единственной оценки,
способной основоположить объективную психологию, — эта средневековая оценка
столь же неблагоприятна, как и античная, биологическая.
Немало людей думают, правда, что психологию можно написать и ex cathedra (в
порядке догматически авторитетного изложения). В наши дни большинство людей,
конечно, убеждено, что объективная психология должна прежде всего опираться на
наблюдение и опыты. Такая основа была бы идеальной, если бы она была возможна.
Но идеал и цель науки заключаются не в том, чтобы давать по возможности точное
описание фактов — наука не может конкурировать с кинематографическими снимками
и фонографическими пластинками, — нет, цель, стремление и назначение науки
заключаются в постановлении закона, а закон есть не что иное, как сокращенное
выражение для многообразных процессов, имеющих, однако, нечто общее между собой.
Таким образом, цель науки благодаря научному пониманию возвышается над тем,
что лишь опытно познаваемо; цель эта всегда останется продуктом субъективной
психологической констелляции исследователя, несмотря на всеобщую и доказанную
значимость. В образовании научных теорий и понятий заключается много личного и
случайного. «Уравнение» бывает не только психофизическим, но и психологическим,
личным. Мы видим цвета, но не видим длины световых волн. Этот общеизвестный
факт никогда не следует терять из виду в вопросах психологии. Воздействие
личного «уравнения» (Gleichung) начинается уже во время наблюдений. Мы видим в
объекте то, что лучше всего могли бы увидеть внутри самих себя. Так, прежде
всего «в чужом глазу сучок мы видим, в своем не видим и бревна». В так
называемой объективной психологии я не доверяю принципу «чистого наблюдения»,
разве что смотришь через очки хроноскопа, тахистоскопа и других
|
|