разделились в нем благодаря Страстям и стали осознанными, тогда как в 
собственно третьем сыновстве они оставались бессознательными до тех пор, пока 
последнее было бесформенным и недифференцированным. Можно сказать и так: в 
бессознательном человечества имеется скрытое зерно, соответствующее прототипу 
Иисуса. Как человек Иисус пришел к сознанию лишь благодаря свету, исходившему 
от высшего Христа и разделившего разные природы в нем, так и семя в 
бессознательном человечества пробуждается от света, излучаемого Иисусом, и 
побуждается к сходному разделению противоположностей. Такая точка зрения 
полностью согласуется с психологическим фактом появления архетипического образа 
самости в сновидениях даже тогда, когда какие-либо соответствующие 
представления отсутствуют в сознании человека, видящего эти сны.93
   Мне не хотелось бы заканчивать главу без нескольких заключительных замечаний,
 сделать которые меня вынуждает важность обсуждаемого материала. Очевидно, 
точка зрения психологии, чьим предметом выступает феноменология психе, 
постигается с трудом и зачастую понимается неверно. Поэтому, если я, рискуя 
повторениями, возвращаюсь к изложению азов, я делаю это лишь для того, чтобы 
упредить ложное впечатление от всего сказанного выше и избавить читателя от 
чрезмерных трудностей.
   Проведенную мной параллель между Христом и самостью надо воспринимать только 
как психологическую -так же как параллель с рыбой является мифологической. О 
вторжении в сферу компетенции метафизики, то есть веры, здесь нет и речи. 
Образы Бога и Христа, проецируемые религиозной фантазией человека, не могут не 
быть антропоморфными - что в общем-то, и признается; посему, их можно прояснить 
психологически, подобно любым другим символам. Как древние христиане верили, 
что своим символом рыбы сообщают о Христе нечто важное, так и алхимикам 
казалось, что их параллель с камнем служит прояснению и углублению значения 
образа Христа. С ходом времени символ рыбы полностью исчез; исчез и lapis 
philosophorum(Философский камень (лат.) - Прим. пер.). В связи с последним 
символом, однако, обнаруживается немало заявлений, по-особому высвечивающих 
его; выражаемые в них взгляды и идеи наделяют камень такой значимостью, что в 
конце концов начинаешь сомневаться: не был ли Христос взят в качестве символа 
камня, а не наоборот. Так можно проследить развитие, не без опоры на 
определенные идеи посланий Иоанна и Павла, включающее Христа в сферу 
непосредственного внутреннего опыта и превращающее его в фигуру целостного 
человека. Это развитие также можно напрямую связать с психологическими 
свидетельствами в пользу существования архетипического содержимого психики, 
обладающего всеми качествами, характерными для образа Христа в его архаической 
и средневековой формах. Так, современная психология оказывается перед лицом 
вопроса, весьма напоминающего тот, что некогда стоял перед алхимиками: является 
ли самость символом Христа или Христос - символом самости?
   Данная моя работа подтверждает вторую из альтернатив. Я попытался показать, 
как традиционный образ Христа концентрирует в себе характеристики архетипа -а 
именно, архетипа самости. Мои цель и метод в принципе не претендуют на что-то 
большее, чем скажем, усилия историка искусства, прослеживающего различные 
влияния, внесшие вклад в формирование того или иного типа изображения Христа. 
Так, мы встречаем понятие архетипа и в истории искусств, равно как в филологии 
и текстологической критике. Психологический архетип отличается от параллельных 
ему явлений других сфер только в одном отношении: он указывает на вездесущий 
факт психической жизни, тем самым представляя всю ситуацию в несколько ином 
свете. Возникает соблазн придавать большее значение непосредственному живому 
присутствию архетипа, чем идее исторического Христа. Как я уже сказал, у 
некоторых из алхимиков также наблюдалась склонность отдавать lapis первенство 
перед Христом. Поскольку я весьма далек от каких-либо миссионерских замыслов, я 
должен откровенно подчеркнуть, что излагаю здесь не исповедание веры, а 
доказанные научные факты. Если кто-то склонен рассматривать как реальную 
действующую силу архетип самости, а Христа на этом основании считать ее 
символом, ему нужно иметь в виду, что имеется существенное различие между 
совершенством и завершенностью. Образ Христа почти совершенен (по крайней мере 
должен быть таковым), архетип же (насколько нам известно) означает 
завершенность, но весьма далек от совершенства. Это парадокс, утверждение 
чего-то неописуемого и трансцендентного. Соответственно, реализация самости, 
логически следующая из признания ее верховенства, ведет к фундаментальному 
конфликту, к доподлинной подвешенности между двумя противоположностями 
(напоминающей о распятом Христе, подвешенном между двумя разбойниками) и к 
состоянию приблизительной целостности, лишенной совершенства. Стремиться к 
"телейосису" (Законченность (греч.) - Прим. пер.) в смысле совершенства - не 
только допустимое, но и просто врожденное свойство человека, один из мощнейших 
корней цивилизации. Это стремление настолько сильно, что превращается в 
настоящую страсть, ставящую все себе на службу. Но, сколь бы естественно ни 
было стремиться к совершенству того или иного рода, архетип реализует себя в 
завершенности, а это - teleiosiV несколько иного рода. Если архетип начинает 
господствовать, завершенность навязывается нам вопреки всем нашим сознательным 
стремлениям, но в согласии с архаической природой архетипа. Индивид может 
стремиться к совершенству ("Итак будьте совершенны - teleioi - как совершенен 
Отец ваш небесный")94, но будет вынужден страдать от чего-то действующего, во 
имя его довершенности, наперекор его намерениям. "Итак я нахожу закон, что, 
когда хочу делать доброе, прилежит мне злое".95
   Образ Христа вполне отвечает этой ситуации: Христос -совершенный человек, 
подвергшийся распятию. Вряд ли можно придумать более точное отображение цели 
этических усилий. Во всяком случае, трансцендентальная идея самости, служащая в