случаях, когда при силах данной женщины оно оказалось бы слишком  слабо  для
того, чтобы быть долговечным. И если  такая  женщина  все  же  выберет  себе
великорослого супруга, хотя бы для большей представительности в обществе, то
за эту глупость должно будет расплачиваться потомство.
   Очень важна далее  и  окраска  волос.  Белокурые  непременно  тяготеют  к
черноволосым или шатенкам; наоборот же бывает редко.  Объясняется  это  тем,
что белокурые волосы и голубые глаза составляют уже некоторую игру  природы,
почти аномалию, нечто вроде белых мышей или, по крайней мере, белой  лошади.
Они не встречаются ни в какой другой части света, кроме Европы; их нет  даже
вблизи полюсов, и вышли они, очевидно, из Скандинавии. Кстати, выскажу здесь
свое мнение, что белый цвет кожи не естествен для людей, а природная кожа их
- черная или коричневая, как у наших родоначальников-индусов;  первоначально
из недр природы не выходил ни один белый  человек,  и  следовательно,  белой
расы вовсе и не существует, несмотря  на  все  толки  о  ней:  каждый  белый
человек - это человек вылинявший. Оттесненный на чужды для него  север,  где
он чувствует себя  каким-то  экзотическим  растением  и  подобно  ему  зимою
нуждается в теплице,  человек  на  протяжении  тысячелетий  сделался  белым.
Цыгане, это индийское племя, которое переселилось к  нам  не  более  четырех
столетий назад, являют нам переход от индусской окраски тела  к  нашей.  Вот
почему в половой любви природа стремится обратно к черным волосам  и  темным
глазам, т.е. к своему прототипу. Что же касается белого цвета  кожи,  то  он
стал нашей второй природой,  хотя  и  не  настолько,  чтобы  нас  отталкивал
коричневый цвет индусов.
   Наконец,  и  в  отдельных  органах  каждый  ищет  корректива  для   своих
недостатков и аномалий, и тем усерднее, чем важнее самый орган.  Вот  почему
курносые  индивидуумы   несказанно   любят   носы   ястребиные,   физиономии
попугаеподобные. То  же  замечается  и  относительно  других  органов.  Люди
чрезмерно стройные,  с  раздавшимся  в  длину  телом,  могут  даже  находить
привлекательность в приземистых и сутуловатых личностях.
   Аналогичное действие имеют особенности темперамента: всякий  предпочитает
темперамент, противоположный собственному, но  лишь  в  той  мере,  в  какой
последний отличается полной определенностью. Кто сам в каком-либо  отношении
вполне совершенен, тот, если и не тяготеет в другой особи к  соответственным
недостаткам, во всяком случае легче других примиряется с  ними,  потому  что
сам он обеспечивает своих будущих детей  от  больших  недостатков  в  данном
отношении.  Кто,  например,  обладает  очень  белым  цветом  кожи,  того  не
оттолкнет в  другой  особи  желтоватый  цвет  лица,  а  кто  сам  отличается
желтизною,   тот   в    ослепительной    белизне    будет    видеть    нечто
божественно-прекрасное. Редкий случай, чтобы мужчина влюбился в  чрезвычайно
безобразную женщину, бывает тогда, когда при упомянутой выше точной гармонии
в  степени  половой  характерности  все  аномалии  этой  женщины   как   раз
противоположны  его  собственным,  т.е.  составляют  по  отношению   к   ним
корректив.
   Та глубокая серьезность, с  которой  мы  испытующе  рассматриваем  каждую
часть женского тела и с которой женщины в свою очередь рассматривают мужчин;
та критическая разборчивость, с которой мы  оглядываем  женщину,  начинающую
нам нравиться; то напряженное  внимание,  с  которым  жених  наблюдает  свою
невесту; его осмотрительность и опасение, как бы не обмануться ни в одном ее
органе; то высокое значение, которое он приписывает всякому плюсу или минусу
в наиболее существенных органах ее, - все это  вполне  отвечает  серьезности
самой цели отношений, возникающих между данной четою. Ибо над их ребенком  в
течение всей его жизни будут  тяготеть  изъяны  материнского  органа;  если,
например, женщина хоть несколько кривобока, то она легко может  взвалить  на
плечи своего сына горб, так это обстоит и по  отношению  ко  всем  остальным
органам. Конечно, весь этот  трудный  выбор  женщины  производится  нами  не
сознательно, наоборот, всякий воображает, будто он  действует  исключительно
ради собственного наслаждения (которое в сущности может здесь  и  не  играть
никакой роли). Однако, несмотря  на  эту  бессознательность,  всякий  делает
именно  такой  выбор,  какой,  при  наличности  его  собственной  структуры,
соответствует интересам рода: сохранить тип этого рода в возможной чистоте -
вот  что  является  здесь  тайною  задачей.   Индивидуум   действует   здесь
бессознательно для самого себя, по поручению  некоторого  высшего  начала  -
рода: отсюда та важность, какую он придает вещам, к которым он,  в  качестве
индивидуума, мог бы и даже должен был бы относиться равнодушно.  Есть  нечто
совершенно своеобразное в той глубокой, бессознательной серьезности, с какою
два молодых человека  разного  пола  рассматривают  друг  друга  при  первой
встрече,  в  тех  испытующих  и  проницательных   взглядах,   которыми   они
обмениваются, в том внимательном осмотре, которому они  оба  подвергают  все
черты и органы друг друга. Это изучение и  испытание  -  не  что  иное,  как
размышление гения рода о том индивидууме, который может родиться  от  данной
четы, и о комбинациях его свойств. От результатов этого размышления  зависит
степень того, насколько молодые  люди  понравятся  друг  другу  и  насколько
сильно будет их взаимное влечение.  Последнее,  достигнув  уже  значительной
степени, может внезапно опять угаснуть, если откроется что-нибудь такое, что
раньше оставалось незамеченным.
   Таким образом, во  всех  людях,  способных  к  деторождению,  гений  рода
размышляет о грядущем поколении.  Созидание  последнего  -  вот  та  великая
работа, которой неустанно занимается Купидон в своих делах, в своих мечтах и
мыслях. Сравнительно с важностью его великого дела, которое касается рода  и
всех грядущих поколений, дела индивидуумов в их эфемерной совокупности очень