|
в сопернике, с которым можно вступить в
единоборство, потребности во враге? Данные некоторых исследований, полученные
как на взрослых людях, так и на детях, как будто позволяют нам утвердительно
ответить на этот вопрос. Но мы не знаем пока, в какой степени эта потребность
врожденная, насколько сильна ее биологическая составляющая. Ответ на этот
вопрос – дело будущего.
Я мог бы привести здесь данные, полученные представителями множества наук –
истории, социологии, семантики, науки управления, политики, мифологии, медицины,
психофармакологии и других, но не вижу необходимости перечислять их хотя бы
потому, что вопросы, сформулированные мною в начале этой главы, это
эмпирические вопросы, а значит, рано или поздно мы найдем ответы на них.
Конечно, интеграция данных, полученных в самых разных сферах человеческого
знания, влечет за собой возможность, а быть может, и необходимость
междисциплинарных исследований. Во всяком случае, даже поверхностное
сопоставление имеющихся в нашем распоряжении данных заставляет нас отказаться
от упрощенного, дихотомичного, черно-белого способа мышления, при котором
инстинкт, наследственность, биология, с одной стороны, и среда, социум,
научение, с другой, понимались как две полярные, взаимоисключающие силы.
Несмотря на всю бесплодность этого противопоставления, до сих пор можно
услышать отголоски этой старой полемики, суть которой чрезвычайно проста и
выражается вопросом: "Наследственность или среда?" Но мы уже знаем, что
деструктивность имеет множество источников. Мы уверенно можем заявить, что
культура, среда и научение служат тремя источниками деструктивности. Не столь
уверенно, но в какой-то степени обоснованно мы можем также предполагать, что
существенную роль играют здесь и биологические факторы. По крайней мере, нам
придется принять как факт, что гнев и агрессия представляют собой неотъемлемую
часть человеческой натуры, хотя бы по той причине, что человек не всегда имеет
возможность удовлетворить свои базовые потребности, что фрустрация неизбежна и
человеку природой предопределено реагировать на фрустрацию гневом и агрессией.
Мы наконец-то освобождаемся от необходимости выбирать между всемогущим
инстинктом и всесильной средой. Позиция, представленная в данной главе, выше
этого противопоставления, оно становится ненужным, излишним. Мы можем иначе
посмотреть на наследственность и на другие биологические детерминанты, они уже
не требуют от нас "всего или ничего", мы уже не рассуждаем о том, обусловлена
ли деструктивность биологическими факторами, нас тревожит другой вопрос: в
какой мере она определяется ими? Эмпирические данные указывают на то, что
биологические детерминанты человеческого поведения, несомненно, существуют, но
у большинства индивидуумов проявляются слабо и легко могут быть подавлены,
заглушены в процессе научения, под воздействием других факторов, связанных с
социализацией. Биологические детерминанты человеческого поведения настолько
фрагментарны, что их сложно сопоставить с инстинктами, обнаруживаемыми у низших
животных, скорее, имеет смысл говорить о рудиментах животных инстинктов. Мы
склонны однозначно заявить, что у человека нет инстинктов, а есть лишь остатки
инстинктов, "инстинктоидные" потребности, врожденные возможности и способности.
Более того, клинический опыт и наблюдение за конкретными людьми показывают, что
в этих слабых инстинктоидных тенденциях нет ничего плохого, злого или порочного,
– напротив, они хороши, полезны и желательны, их можно и нужно поощрять,
поддерживать, развивать, и именно в этом заключается главная функция общества и
культуры.
Глава 10
ЭКСПРЕССИВНЫЙ КОМПОНЕНТ ПОВЕДЕНИЯ
Несмотря на то, что мы уже имеем возможность провести различия между
экспрессивным (неинструментальным) и функциональным (инструментальным,
адаптивным, целенаправленным) компонентами поведения (главным образом благодаря
работам Олпорта, Вернера, Арнхейма и Волффа), мы до сих пор не удосужились
отразить двойственную природу поведения в психологии ценностей.28
Современная психология слишком прагматична, и потому некоторые области
человеческой деятельности, которыми ей следовало бы заинтересоваться, остаются
без должного внимания. Психологи так озабочены результатами, технологией,
средствами, что почти ничего не могут сказать нам о красоте, искусстве, забаве,
игре, восторге удивления, благоговейном трепете, радости, любви, счастье и
прочих, "бесполезных" с их точки зрения, реакциях и высших переживаниях.
Психология почти ничего не может дать человеку, стремящемуся к познанию высшей
истины, человеку, превыше всего ценящему радость самовыражения, будь то
музыкант, художник, писатель, аксиолог, теолог, гуманист. Психология виновата в
том, что ничего не предлагает человеку, который отчаянно жаждет познания
естественных основ своей человечности, человеку, который нуждается в четкой и
ясной системе ценностей.
Исследуя и должным образом используя разграничение между экспрессивным и
функциональным поведением, между экспрессией и преодолением (coping) или,
говоря иначе, между "полезным" и "бесполезным" поведением, мы сможем
существенно расширить юрисдикцию психологии, включить в нее те области знания,
которые до сих пор не попадали в сферу ее внимания. В этой главе я попытаюсь
убедить вас в некоторых вещах, в которых нужно быть уверенным, прежде чем
предпринять попытку исследовать и опровергнуть широко распространенное
представление о том, что всякое поведение мотивировано. Такую попытку мы
предпримем в главе 14. Пока же я сформулирую основные различия между
экспрессивным и функциональным поведением, а затем попытаюсь показать их
возможное применение к некоторым проблемам психопатологии.
1. Функциональное поведение по определению целенаправлено и мотивировано;
экспрессивное поведение часто бывает немотивированным.
2. Функциональное поведение в большей степени детерминировано внешними –
средовыми и/или культуральными – переменными; экспрессивное же поведение
детерминировано главным образом состоянием организма. Так
|
|