ротивопоставлении семьи и карьеры. Очень часто женщина чувствует себя 
обманутой, она начинает относиться к браку как к средству порабощения и 
устремляется к удовлетворению более высоких потребностей и желаний, таких, 
например, как карьера, путешествия, личностная автономия и т.п. Но в том-то и 
состоит основное положение теории жалоб и иерархически-интегративной теории 
потребностей, что такого рода дихотомизация есть не что иное, как признак 
незрелости. Неудовлетворенной женщине можно посоветовать беречь то, что она 
имеет, и только после этого – по принципу профсоюзного движения – требовать 
большего! Это все равно, что сказать: оберегай что имеешь и желай большего. Но 
ведь даже здесь все обстоит таким образом, словно нам никак не пойдет впрок 
этот вечный урок: каждая домохозяйка мечтает о карьере и каждая домохозяйка, 
сделавшая карьеру, найдет новый повод для неудовлетворенности. Не успеет 
человек пережить момент удачи, не успеет прочувствовать трепет от исполнения 
желания, как уже воспринимает его как само собой разумеющееся и вновь 
тревожится и проявляет недовольство, взыскуя Большего! 
Я предлагаю для осмысления реальную возможность избежать неудовлетворенности. 
Для этого необходимо лишь осознать чисто человеческое свойство – стремиться к 
большему; отказаться от мечты о постоянном и непрерывном счастье, принять как 
данность тот факт, что человеку не под силу вечный экстаз; человек способен 
лишь на краткое переживание счастья, после которого со всей неизбежностью 
обречен на недовольство и пени о недоступности большего. Постигнув это, мы 
сможем донести до всех людей знание, которое самоактуализирующемуся человеку 
дается автоматически, мы расскажем, что мгновения удачи заслуживают того, чтобы 
считать их благословением и быть благодарными за них, и не поддаваться 
искушению сопоставления или выбора из двух взаимоисключающих альтернатив. Для 
женщины это значит не отказываться от истинно женских радостей (любовь, дом, 
ребенок), но, обретя их, устремиться к полному дочеловечиванию, к воплощению 
желаний, общих для женщин и мужчин, – например, к осуществлению своих 
интеллектуальных и творческих способностей, к воплощению своих талантов, своих 
самобытных возможностей, своего жизненного предназначения. 
В корне была пересмотрена основная идея главы 6 "Инстинктоподобная природа 
базовых потребностей". Значительный прогресс, которого добилась в последние 
десять лет генетика, заставляет нас признать большую, чем мы признавали 
пятнадцать лет назад, весомость фактора наследственности. Наиболее существенным 
с точки зрения психологии мне представляется факт открытия интересных 
метаморфоз, которые могут происходить с Х- и Y-хромосомами: их удвоение, 
утроение, утрата и т.д. 
Серьезной переделке по этим же причинам была подвергнута и глава 9 
"Инстинктоподобна ли деструктивность?" 
Может статься, что достижения, которых добилась генетика, помогут мне стать 
более понятным, более доступным, чего мне очевидно не хватало до сих пор. Споры 
о роли наследственности и среды сегодня практически ничем не отличаются от тех, 
что велись пятьдесят лет назад. Мы по-прежнему слышим как адептов упрощенной 
теории инстинктов, с одной стороны, так и высказывания, выражающие крайнее 
презрение по отношению к инстинктивизму, презрение, расцветающее на почве 
тотального и радикального инвайронментализма.* Тезисы как одних, так и других 
слишком легко опровергнуть, они настолько несостоятельны, что мы вправе назвать 
их просто глупыми. В противовес этим двум полярным точкам зрения я предлагаю 
третью – мою теорию, которую я формулирую в главе 6 и поясняю в последующих 
главах. По моему мнению, человек обладает лишь очень слабыми рудиментами 
инстинктов, которые даже не стоило бы называть инстинктами в истинном, животном,
 смысле этого слова. Эти рудименты, эти инстинктоидные тенденции настолько 
слабы, что не могут противостоять культуре и научению, – последние факторы 
гораздо более сильны и могучи. Фактически, можно сказать, что психоанализ и 
другие формы вскрывающей терапии, хотя бы тот же "поиск себя", выполняют очень 
трудную, очень деликатную задачу высвобождения инстинктоидных тенденций, 
вызволения слабо обозначенной сущностной природы человека из-под груза внешних 
пластов, сформированных научением, привычками и культурными влияниями. Одним 
словом, человек имеет биологическую сущность, но эта сущность очень слаба и 
нерешительна: необходимы специальные методы, чтобы обнаружить ее. Человеку 
приходится искать и обнаруживать в себе – индивидуально и субъективно – свое 
животное начало, свою биологическую человечность. 
* Инвайронментализм – убежденность в том, что личностные особенности человека 
обусловлены прежде всего формирующим воздействием окружающей среды, а не 
наследственными (биологическими) факторами. – Прим. ред. 
Таким образом, мы приходим к выводу, что человеческая природа чрезвычайно 
податлива, податлива в том смысле, что культура и среда с легкой небрежностью 
угнетают или даже убивают в нас присущий нам генетический потенциал, но они не 
в состоянии породить его или усилить. Мне думается, этот вывод может послужить 
веским аргументом в пользу предоставления абсолютно равных социальных 
возможностей всем младенцам, приходящим в этот мир. Он же может стать 
чрезвычайно мощным аргументом в пользу хорошего общества, поскольку плохое 
общество угнетает развитие врожденных возможностей человека. Последнее 
положение подкрепляет и развивает ранее выдвинутое мною утверждение о том, что 
принадлежность к роду человеческому ipso facto дает человеку право 
дочеловечиваться, то есть воплощать в действительность все потенциально 
присущие ему человеческие возможности. Человечность как принадлежность к 
человечеству должна определяться не только в терминах бытия, но и в терминах 
становления. Мало родиться человеком, нужно стать им. В этом смысле младенец – 
не более чем возможный человек, ему еще предстоит дорасти до человечности, и в 
этом ему должны помочь семья, общество и культура. 
Приняв эту точку зрения, мы в конеч