факта существования исключительно человеческих законов бытия, отличных от общих 
законов природы. Человеческие желания, страхи, мечты и надежды ведут себя иначе,
 чем камни, песок, волны, температура и атомы. Философия не конструируется по 
тем же законам, по каким возводится мост. Анализ семейных отношений требует 
иных подходов, чем анализ кристаллической структуры минерала. Я затеял разговор 
о мотивах и ценностях вовсе не для того, чтобы одушевить или психологизировать 
мир физической природы, а для того, чтобы внести психологический компонент в 
изучение человеческой природы. 
Физическая реальность существует независимо от желаний и потребностей людей, 
она не благоволит им, но и не противодействует; у нее нет намерений, стремлений,
 целей, функций (все это присуще только живому существу), нет ни конативного, 
ни аффективного начал. Мир продолжит свое существование даже в том случае, если 
человек исчезнет, что само по себе вполне возможно. 
Познание реальности в ее доподлинности, в ее незамутненности человеческими 
желаниями и устремлениями необходимо и полезно с любой точки зрения – и с точки 
зрения "чистой", внеличностной любознательности, и с точки зрения практической 
пользы, извлекаемой из предсказуемости и управляемости природы. Я не хочу 
подвергнуть сомнению утверждение Канта о непостижимости мира вне нас, но в свою 
очередь должен сказать, что все-таки мы можем приблизиться к его пониманию, 
можем научиться познавать мир более или менее правдиво. 
Культурология науки
Влияние культуры на науку и на людей, творящих ее, заслуживает гораздо большего 
внимания, нежели мы уделяем ему в настоящее время. Деятельность 
естествоиспытателя в некоторой степени определяется культуральными факторами, 
то же самое справедливо и в отношении продукта его деятельности – научного 
знания. Должна ли наука быть наднациональной, надкультурной, и если да, то в 
какой степени; в какой степени ученый должен отмежеваться от влияния 
взрастившей его культуры, если он ставит перед собой цель объективного 
восприятия фактов и явлений; в какой степени он должен быть гражданином 
Вселенной, а не гражданином Соединенных Штатов, например; насколько отчетливый 
отпечаток классовой или кастовой принадлежности несут на себе результаты его 
научной деятельности – вот вопросы, которые должен задать себе каждый ученый и 
на которые он обязан ответить, чтобы уяснить, насколько культура "искажает" его 
восприятие реальности. 
Различные подходы к постижению реальности
Наука – лишь один из способов постижения реальности, будь то реальность природы,
 общества или человека. Добраться до истины может любой художник, любой философ 
и писатель, и даже землекоп, если у него есть творческая жилка, и потому 
творческая деятельность не менее ценна, чем научный труд.1 Наука и творчество 
неразрывны, их нельзя противопоставлять друг другу. Естествоиспытатель с 
поэтической, философской или даже просто мечтательной натурой, несомненно, 
будет лучшим ученым, нежели его более ограниченный коллега. 
Если мы возьмем за основу принципы психологического плюрализма, если представим 
себе науку в виде некоего оркестра, в котором гармонично сосуществует все 
многообразие человеческих талантов, мотивов и интересов, то станет очевидно, 
насколько неотчетлива грань, отделяющая ученого от не-ученого. Понятно, что 
определить черты, отличающие ученого, занятого критическим анализом научных 
концепций от "чистого" естествоиспытателя будет несколько сложнее, чем черты, 
отличающие того же "чистого" естествоиспытателя от ученого-технолога. Между 
психологом и драматургом, тонким знатоком человеческой души, будет гораздо 
меньше различий, чем между тем же психологом и инженером. Историей развития 
естественных наук может заниматься и историк, и естествоиспытатель. Клинический 
психолог или психиатр, чья работа состоит в повседневном общении с конкретными 
пациентами и в противостоянии конкретным проявлениям болезни, гораздо больше 
информации почерпнет из художественного произведения, нежели из трудов 
коллег-теоретиков, описывающих свои умозрительные эксперименты. 
На мой взгляд, не существует четкого критерия, на основании которого мы могли 
бы со всей однозначностью отличить ученого от не-ученого. Даже участие в 
проведении экспериментальных исследований нельзя счесть достаточно надежным 
критерием для этого, – не секрет, что многие люди, числящиеся научными 
сотрудниками и получающие деньги в кассе какого-нибудь 
научно-исследовательского института, ни разу в свой жизни не провели и скорее 
всего никогда не проведут ни одного эксперимента, эксперимента в истинном 
смысле этого слова. Школьный учитель химии называет себя химиком, но ведь он не 
совершил ни одного научного открытия, он просто усердно читает специальные 
журналы, черпает оттуда, как из кулинарной книги, рецепты уже поставленных 
кем-то химических опытов и воспроизводит их на уроке. В этом смысле настоящим 
ученым-химиком скорее можно назвать смышленого двенадцатилетнего мальчишку, 
который постоянно "химичит" на заднем дворе, или дотошную домохозяйку, которая 
настойчиво экзаменует все рекламируемые по телевизору порошки, отбеливатели и 
чистящие средства в надежде достичь обещанного ей результата. 
Можно ли назвать ученым директора научно-исследовательского института, если он 
все свое время и все свои силы тратит на административно-хозяйственную 
деятельность? Большинство из них называют себя учеными. 
Идеальный ученый должен обладать множеством талантов – он должен уметь 
продуцировать идеи, выдвигать гипотезы, подвергать их тщательной проверке, 
строить философскую систему, аккумулировать научный опыт своих предшественников,
 он должен быть технологом, организатором, писателем, популяризатором, 
педагогом, должен заниматься внедрением своих научных разработок в жизнь и 
оценкой их практической значимости. Можно предположить, что в идеале научный 
коллектив должен состоять, по меньшей мере, из девяти человек, каждый из 
кот